Живой металл
Шрифт:
Я видел, как Норхала повела Руфь к кубу. Но девушка вырвалась от нее, вспрыгнула к нам и, опустившись на колени перед братом прижала к его груди голову. Когда я нашел шприц и стрихнин, то увидел, что среди нас стоит Норхала, Она последовала за Руфью. Площадка дрогнула и полетела.
Не обращая внимания на Норхалу и Руфь, Дрэк и я наклонились к Вентнору, пытаясь разжечь искорку жизни, готовую исчезнуть.
Глава ХIII
Мы
Свет вокруг был ясный и жемчужный, как во время полнолуния.
Дрэк удивленно свистнул. Мы медленно скользили к чему-то, очень похожему на блестящий пузырь сапфировых и бирюзовых оттенков, поднимающийся над землей.
Башенки, круглые, цвета желтого топаза, с маленькими шестиугольными отверстиями, льнули, к нему, точно малютки-пузырьки. Его осеняли большие деревья, необычайные деревья, среди глянцевитых листьев которых букетами цвели белые и розовые цветы, похожие на цвет яблони. С тонких ветвей деревьев свисали странные плоды, золотые и пунцовые, грушевидной формы.
Голубовато-синий полушар был футов пятьдесят в высоту. Широкая сверкающая дорога бежала к его большому овальному входу.
— Мой дом! — шепнула Норхала.
Притягивавшая нас к кубам сила ослабела, мы сошли на землю и осторожно сняли тело Вентнора.
— Входите! — сказала Норхала.
— Скажите ей, чтобы она подождала минуту! — крикнул Дрэк. Он развязал лошади глаза, снял с нее мешки и отвел лошадь на сочную траву у дороги. Там он стреножил ее и вернулся к нам.
Мы подняли Вентнора и медленно прошли в широкий вход.
Мы стояли в затемненном помещении. Свет, наполнявший его, был кристальным, и тени тоже были кристальными. А когда мои глаза, привыкли, я увидел, что то, что принимал за тени, на самом деле не было тенями. Это были узкие полосы полупрозрачного лунного камня, выходящие из закруглявшихся стен и высокого купола и пересекавшие в разных местах комнату.
В них были овальные двери, над которыми спускались сверкающие металлические занавеси — шелк из золота и серебра.
В то время, как мы укладывали Вентнора на кусок такого шелка, лежавший на полу, Руфь испуганно вскрикнула.
В занавешенную дверь проскользнула фигура. Она была высокая и черная. Длинные, цепкие руки висели,
С плеч спускалась короткая красная туника без рукавов. Существо это было невероятно старое. А судя по мускулистости, также невероятно сильное. Во мне оно возбудило отвращение, доходящее почти до тошноты. Но глаза на этом лице были не старческие. Черные и сверкающие, они горели среди морщин лица. Они с обожанием были устремлены на Норхалу. Существо упало к ее ногам, вытянув руки.
— Великая! — закричало оно высоким и удивительно неприятным фальцетом.
Норхала вытянула ногу в сандалии и коснулась его руки. Дрожь экстаза пробежала по сухощавому телу.
— Юрук… — начала она и умолкла, глядя на нас.
— Великая говорит, Юрук слушает! Великая говорит!
— Юрук, встань. Посмотри на чужеземцев.
Существо, которое она назвала Юруком, — я понял теперь что это было за существо — приподнялось на руках и взглянуло на нас. По недоумению в его немигающем взгляде, я понял, что евнух только сейчас нас заметил. Его недоумение быстро исчезло и сменилось злобой. Он вскочил на ноги и протянул руку к Руфи. Но Дрэк сейчас же ударил его по этой руке.
— Юрук! — в звенящем голосе был оттенок недовольства. — Они — мои. Ты не тронешь их. Юрук, — берегись!
— Великая приказывает, Юрук подчиняется!
— Вот хороший маленький товарищ для ее игр в новые игрушки, — пробормотал Дрэк.
Норхала махнула рукой. Евнух шмыгнул в один из занавешенных овалов и почти тотчас же вернулся с огромным подносом, на котором были фрукты и какая-то густая белая жидкость в толстых фарфоровых чашах.
— Это вам, — сказала Норхала, и черные руки опустили поднос у наших ног.
— Вы голодны? — спросил Дрэк Руфь… Она покачала головой.
— Я принесу наши мешки, — сказал Дрэк, — мы будем есть собственную пищу — пока ее хватит. Я не рискну попробовать то, что нам принес этот молодчик Юрук, хотя и верю в добрые намерения Норхалы.
— Я устала, — вздохнула Норхала, — путь был такой длинный.
Она протянула евнуху стройную ногу. Он опустился на колени и снял с Норхалы сандалии. Она подняла руки к шее, и окутавшие ее покрывала стали спадать с нее медленно, точно нехотя. Они упали на пол, и из чаши этого шелкового цветка поднялось сверкающее чудо ее тела.
Она была обнажена и все же одета какой-то необычайной чистотой, защищавшей ее от пламени желаний. Это была женщина, но женского очарования в ней было не больше, чем если бы она была прекрасной статуей из слоновой кости и жемчуга.
Она стояла, точно забыв о нашем присутствии. И это спокойное безразличие, это полное отсутствие того, что мы называем чувством пола, открыло мне, как велика была пропасть между нами и ею. Гораздо больше, может быть, чем пропасть между ею и ее металлическими слугами, ее металлическим… возлюбленным?