Живой
Шрифт:
– Да что разбираться! – крикнул незнакомый мужчина, стоящий перед Андреем. – Оружие у нас зачем забрали?
И снова Каневский «завис», отыскал кого-то в толпе, сдвинул брови у переносицы. Оратор продолжил:
– Мы ж не в концлагере! Да и мало ли что может случиться, не до нас вдруг станет, а нам и защититься нечем. А если мутируем, поглупеем и будем палками драться, потому что автомат – слишком сложно.
Генерал снова заговорил, на этот раз в его голосе звенел металл:
– Большинство здесь собравшихся – жители гарнизона. Вы меня знаете, я слово держу. Оружие вам вернут. Если
Кто-то зааплодировал, вдалеке тоже захлопали в ладоши, и вскоре все рукоплескали генералу. Усаков же оставался внешне спокойным, лишь теребил складочку между бровей. На его месте Андрей бы рвал когти. Значит, либо не было никакого расстрела, либо слова генерала – пустой звук. В любом случае надо подождать до завтра, разведать обстановку и, если окажется, что генерал не отвечает за свои слова, бежать отсюда. Если понадобится – прорываться с боем.
Андрея волновал вопрос, что же произошло, откуда вирус, что творится во всем мире, но, похоже, это уже обсуждалось, и даже военные, оставшиеся без поддержки высшего эшелона, не знают подробностей. Спросить прямо сейчас у Каневского Андрей не решился.
Генерал долго и красиво говорил о правах для каждого, об ответственности перед будущим, Андрей витал в собственных мыслях. До него только начало доходить, что…
Женщина в синем комбинезоне захрипела и согнулась пополам. Люди попятились от нее, напарница наклонилась, похлопала по спине:
– Ира, что случилось? Тебе плохо? Ира?!
Хрипящая женщина встала на колени, а потом вскочила и, брызгая слюной, набросилась на напарницу, повалила ее на землю, попыталась дотянуться до горла. Сохранившая сознание женщина оттолкнула ее.
Военные схватили мутантку, заломили руки за спину и поволокли прочь, она продолжала вырываться, рычать и кидаться то на одного, то на второго. Усаков со скучающим видом пошел за ними, держа автомат. Андрей ни на минуту не сомневался, что приговор в исполнение приведет именно он.
Такие люди сейчас нужны – беспринципные, алчные, безжалостные. У них больше шансов выжить. Отринь сочувствие, иначе тебя сожрут. Ты или они. Напарница мутировавшей женщины поднялась и принялась отряхиваться. Каневский подождал, пока люди успокоятся, и продолжил речь:
– Мы с вами живем, по сути, под одной крышей. Мы брошены на смерть в то время, как чистые получают антивирус. Я разделяю ваше негодование. – Он приложил руку к груди. – Но на их месте вы поступили бы так же.
«Мы и так ничем не лучше», – подумал Андрей, вспоминая женщину с ребенком на руках.
– Если чистые добудут антивирус, у нас тоже появится шанс, поэтому нам нужно не убивать друг друга, а сотрудничать, – продолжал Каневский.
Его голос затопило волной возмущения. Толпа взбеленилась, люди в ярости на разные лады проклинали чистых. Андрей смотрел на женщину, напарница которой мутировала, и ему делалось страшно: на шее вздулись жилы, кровь прилила к щекам, глаза горят ненавистью. Парнишка с тонкой шейкой орет так, что слюни летят на мордатого соседа. Сосед не замечает, потому что его мозги тоже пожрала ненависть. Но самое ужасное… Самое ужасное, что Таня тоже сжимала кулаки, поддавшись всеобщей истерии. Раскраснелась, губы поджала… Странная реакция, день назад она ничего не знала о чистых, а теперь вдруг воспылала к ним ненавистью. Или она просто слабая, подверженная влиянию массового бессознательного?
Мысль, которая вертелась в голове уже давно, наконец лопнула нарывом. У него мало времени. Качается маятник метронома – маленькая гильотина, отсекающая головы минутам. Сколько кому отмерено? Вдруг завтра Макс… Или Таня? Или он сам? Да они все – бомбы замедленного действия, опасные друг для друга.
От осознания его затрясло, он обхватил себя руками и почувствовал бесконечное одиночество. Единственное, чего ему хотелось сейчас – мутировать раньше, чем Таня, чтобы не видеть…
ОНИ ЖИЛИ ДОЛГО И СЧАСТЛИВО И МУТИРОВАЛИ В ОДИН ДЕНЬ.
Раздались три выстрела. Усаков вернулся и протиснулся к ступенькам.
– Игорь Ильич, позвольте с вами не согласиться. Почему вы уверены, что чистые поделятся с нами антивирусом или чем бы то ни было? Они постараются, чтобы мы издохли, освободили от себя планету. Это заговор и спланированная диверсия! Вы заметили, как слаженно они действовали, словно знали все заранее? Идея золотого миллиарда в действии! По всему миру тысячи жирных харь попрятались в подземельях и ждут нашей погибели. У них уже есть антивирус, я в этом уверен. Но мы его не получим никогда.
Толпа молчала, внимая. Андрей тоже внимал, пытался разобраться в отношениях между группировками.
Генерал возразил:
– А если вы ошибаетесь? Люди, которые видели чистых, утверждают, что по поверхности они передвигаются в герметичных костюмах и противогазах. Они в еще более ужасных условиях, чем мы.
Он перевел дыхание и снова заговорил:
– Не исключено, что у кого-то из нас вирус не разовьется и путем селекции появится иммунная нация, которая ляжет в основу обновленного человечества. Наша задача – сохранить для них культурное наследие.
– Да мы сдохнем завтра! – вспылил Усаков. – С какого черта мне таскать книги из библиотек всю оставшуюся жизнь? Да может, и я завтра склею ласты?
Таня встала на цыпочки и шепнула на ухо:
– Вот же грыжа Шморля! Он мне с самого начала не понравился.
– Тс-с-с!
Девушка приложила ладошку ко рту и спряталась за спину Андрея.
– Мы все умрем рано или поздно, – спокойно ответил генерал.
Удивительно, в его черных глазах не было ни злости, ни даже раздражения. Если бы Андрей писал иконы, то сошедшего с небес Бога-Отца он изображал бы примерно так, только с белой бородой.
– Вы, между прочим, давно в отставке! – напомнил полковник. – А по закону военного времени…
– Успокойтесь, Глеб, – проговорил генерал и сменил тему, переходя на «ты». – А если ты ошибаешься? Да даже если нет, разве ты хочешь, чтобы твои дети…
– Моя единственная дочь, – сказал Усаков и сделал театральную паузу, потеребил складочку между бровей, притворяясь, что сдерживает слезы. – Мертва. Да и не только моя. Наших детей лишили будущего чистые! Кто спрятался от эпидемии в бункерах? Да-да, думаете, я не знаю о бункерах? Куда, по-вашему, поехали те сволочи? В свое логово. Я как военный знаю, где оно находится!