Живущие в ночи. Чрезвычайное положение
Шрифт:
После столь резкого завершения беседы Эндрю вышел в коридор, раздумывая над тем, в какое он попал положение. Он прошел в учительскую и мрачно опустился на стул. К. нему подсел человек серьезной наружности, в очках.
— Хелло, вы, по-видимому, новый преподаватель.
— Да. Моя фамилия Дрейер. Эндрю Дрейер.
— Здравствуйте. Я — Кейт де Бруйан.
— Постойте, а мы не встречались раньше?
— Пожалуй, встречались. В университете. Вы были на курс младше меня.
— Верно. Теперь вспоминаю. Вы уже один год отработали здесь?
— Да, целый год.
— Знаете, я только
— Это мой отец.
— Он стоял сегодня у входа, уговаривая детей не записываться в школу?
— Вполне возможно. Это похоже на моего старика.
— Я слышал, как директор звонил в полицию, чтобы его убрали.
— Не стоит придавать этому большого значения. Он псих. Страдает тяжкой манией преследования.
— В самом деле?
— Да. Без конца бегает с жалобами в департамент просвещения или в полицию.
— Вот оно что.
— С политикой будьте осторожны. Если он что-нибудь унюхает, непременно донесет на вас куда следует. Очень уж ему хочется сохранить в глазах правительства репутацию пай-мальчика.
— Похоже на то.
— Он считает себя мучеником, в действительности же виноват во всем только сам. Никто не в силах терпеть его характер.
Эндрю держался как можно дальше от политики вплоть до апреля, когда по всей стране должно было широко отмечаться трехсотлетие со дня прибытия в Южную Африку корабля Яна ван Рибека [36] , основавшего первое постоянное поселение белых на мысе Доброй Надежды. Повсюду устраивались пышные зрелища и торжественные церемонии, провозглашались речи, в которых восславлялось трехсотлетнее господство белых. В это самое время среди небелых развернулось движение за бойкот празднеств — они не станут участвовать в торжествах по случаю их порабощения. По рукам ходили тысячи листовок, и несколько штук Эндрю вручил своим наиболее надежным ученикам.
36
Ян ван Рибек (род. в 1634 г., год смерти неизвестен) — голландский корабельный лекарь и мореплаватель, основатель Кейптауна.
На следующий день перед началом занятий ван Блерк вызвал Эндрю. В руках у директора была листовка.
— Мистер Дрейер, вам что-нибудь известно об этих листовках? — Он протянул листовку Эндрю.
— Да, известно.
— Они циркулируют по школе. Вы не знаете, как они сюда попали?
— Я не готов к ответу на ваш вопрос.
— А не вы ли их принесли?
— Вы выдвигаете против меня обвинение?
— Да, выдвигаю обвинение.
— Ну что ж, вы знаете, что надо делать в этом случае.
— Мистер Дрейер, вы подвергаете риску свою карьеру в самом начале. На территории школы вы не имеете права распространять политическую литературу.
— Благодарю вас за совет.
— До свидания, мистер Дрейер.
Эндрю пошел на урок взвинченный. В обеденный перерыв он встретил Кейта.
— Ван Блерк знает, что я распространял листовки.
— Это скверно.
— Он опросил меня, как они появились на территории школы.
— А за пределами школы?
— Об этом он не упомянул.
— Я думаю, пора заставить его прекратить запугивание. После работы мы ему не подчиняемся.
Как только прозвенел звонок, возвестивший конец занятий, Кейт и Эндрю уже стояли на улице у центрального входа и раздавали свежие листовки. Ван Блерк прошел мимо, не сказав ни слова.
На следующий день после занятий они снова были на том же месте. На тротуаре ученики выстроились в длинную очередь за листовками. Ван Блерк сел в машину и уехал. Через пятнадцать минут он вернулся в сопровождении полицейского офицера. В течение получаса они, не выходя из машины, следили, как Кейт и Эндрю распространяют листовки с призывом к бойкоту.
Двадцать шестого июня 1952 года оба конгресса начали кампанию неповиновения несправедливым законам. Они руководствовались гандистской концепцией гражданского неповиновения и полностью отвергали насилие. Африканцы и индийцы преднамеренно нарушали тот или иной закон апартеида и таким образом провоцировали аресты.
Эндрю узнал о начавшейся кампании из газет и обсудил все до мелочей с Эйбом. Очень многое в организации кампании их не устраивало, поэтому они отказались от активного участия в ней.
Однажды в конце августа, возвращаясь из школы, на Кейптаунском вокзале, возле киоска с мороженым, он увидел небольшую толпу. Она разрасталась все больше и больше, и Эндрю тоже решил посмотреть, что происходит. Из разговоров он понял, что только что было арестовано несколько участников кампании за то, что они демонстративно заняли купе, предназначенное только для белых, и что теперь полиция пытается отвести их в участок. То и дело раздавались возгласы «Свобода!», «Африка!», и собравшиеся поднимали вверх большой палец. В мгновение ока Эндрю протиснулся сквозь толпу. Полиция надела на арестованных наручники, теснила и толкала участников кампании. Среди них Эндрю увидел Джастина. Он шел с гордо поднятой головой, не желая убыстрять шаг. Джастин тоже заметил Эндрю и чуть заметно улыбнулся ему, подняв большой палец в конгрессистском приветствии.
Удивленный и ошеломленный, смотрел Эндрю, как Джастина и других уводят в тюрьму, и не мог в полной мере осознать, что происходит. И вместо того чтобы отправиться домой, он пошел к Эйбу.
— Помнишь, в прошлый вторник мы говорили о кампании неповиновения?
— Помню, — ответил Эйб.
— Тогда мы пришли к выводу, что это всего лишь очередная выдумка конгресса.
— Да.
— Сегодня я видел, как участников кампании вели в тюрьму.
— Что ты говоришь?!
— Среди них был Джастин.
— Кто?
— Джастин Бейли.
— Ну и что?
— Когда видишь близкого друга в наручниках, все предстает в ином свете.
— Не будь слишком сентиментальным.
— Да, я сентиментален я не стыжусь признаться в этом. Я чувствовал себя трусом, потому что не шел с ним рядом.
— Какое благородство! Видишь ли, Эндрю, с существующим положением нужно бороться на разумной основе. Перемен нельзя добиться грубой игрой на человеческих чувствах.
— А как обстоят дела с апартеидом на транспорте?