Живые зомби
Шрифт:
Камера приближается и снимает его крупным планом: щеки красные и ободранные, на голове марлевая повязка. За кадром слышны причитания его отца. Джерри хлопает глазами и трясет головой, еще раз оглядывает зал и гроб, затем поворачивается и говорит прямо в объектив: «Чувак, у тебя моя камера?»
Поскольку предполагалось, что служба будет проходить при закрытом гробе, в бюро ритуальных услуг решили не зашивать Джерри рот. Так везет не всем. Мне достался перфекционист. Настоящий буквоед — не упустил ни одной детали. Утрамбовал все полости моего
— Хорошо, — произносит Хелен, когда мы все собрались за главной усыпальницей. — Теперь пусть каждый побудет десять минут наедине с самим собой. Освободитесь от плохих мыслей, выкиньте из головы все предубеждения относительно того, кто вы есть, и войдите в контакт со вселенной. Отпустите свой разум. Не удерживайте его. Позвольте себе прочувствовать мгновение и просто быть.
Порой я задумываюсь, что за колеса принимала ее мать во время беременности.
Мы расходимся в разные стороны, а Хелен стоит у усыпальницы и наблюдает за нами, как дежурная на школьном дворе во время большой перемены. Мгновение — и всех поглощает темнота, только где-то справа от меня тлеет огонек сигареты Наоми.
Пытаюсь следовать совету Хелен, отбросить все мысли и сосредоточиться на пустоте. Не получается. Не могу думать ни о чем, в голове только Рита и Рейчел. Рейчел и Рита. С одной я провел десять лет своей жизни, с другой — десять минут в фургоне службы отлова бродячих животных. Одна благоухала лавандовым мылом и дорогими духами. От другой слегка несет разлагающейся плотью. Одна — мертвая и холодная, другая — ожившая горячая штучка.
Не думал, что когда-нибудь мне придется выбирать между такого рода взаимоотношениями.
С одной стороны, я помню обещания, которые мы с Рейчел давали друг другу, и тоска по ней все еще нет-нет да нахлынет на меня. С другой стороны, я осознаю, что нас разделяет нечто большее, чем смерть. Нас разделяет целая культура. Класс. Та разница, которая существует между живыми и воскресшими. Даже если бы Рейчел выжила, мы не смогли бы остаться парой. Между нами встали бы вопросы воспитания дочери: живые не склонны советоваться в таких делах со своими воскресшими супругами. По крайней мере это облегчает ситуацию: чувства не задеты, и не нужно делать выбор.
Впрочем, я понимаю — это не совсем так. Выбор делать придется. Моя жена мертва, лежит под шестифутовым слоем земли, а Рита здесь. Она воскресла, и она не живая. Такая же, как я. Как у всех воскресших, мои возможности завести отношения очень ограничены. Никогда не бывал на тусовках для одиноких зомби, но слышал — содом там творится еще тот.
Бессонными ночами в ушах до сих пор звенит голос матери, высокий и неуверенный. В день, когда меня привезли домой, она стояла в дверях винного погреба и, зажав полотенцем рот и нос, спрашивала: «Чего… ну чего ты хочешь, Энди?»
Я хочу, чтобы мне вернули жизнь, вот чего я хочу. Все, что у меня было и чего меня лишили. Все, что мне теперь запрещают. Но больше всего я хочу, чтобы у меня был кто-то, к кому я мог бы прижаться ночью, кто утешил бы меня, когда пустота, горе и тоска давят, как стенки гроба. Кто-нибудь вроде Риты.
Неожиданно мои попытки оправдать романтический интерес к кому-то, кроме жены, прерываются женским криком.
Если кричит живой, работают только глотка и легкие. Основное усилие рассредоточивается, как затихающий свист чайника. Крик зомби похож на вопли спаривающегося енота — обкурившегося анаши и весящего фунтов сто пятьдесят.
Это был крик зомби. Впереди от меня и чуть слева. Огонек сигареты Наоми несколькими минутами раньше я видел справа. Хелен осталась около усыпальницы. Значит, Рита.
Доносится еще один крик. Слышно, как Рита сопротивляется, и смеются живые. Потом голос Тома: «Эй, а ну оставьте ее!».
Под приближающиеся голоса других членов группы ковыляю мимо могильных камней, а Том снова кричит — на этот раз в отчаянии.
— Слезайте с него! — вопит Рита. — Слезайте…
Ее слова прерываются глухими ударами дерева по телу.
Лежащего на земле Тома избивают двое в футболках и джинсах, третий стоит в дозоре, а заодно угрожает Рите бейсбольной битой и пинцетом для снятия швов.
Мне хочется помочь Рите и Тому, но что я могу со своей ни на что не годной рукой и сломанной лодыжкой? Будь я супергероем, мне бы дали имя Воскресший Хиляк. Или Несуразный Зомби.
— Эй, давайте-ка поторапливайтесь! — орет караульный возбужденным голосом, размахивая пинцетом прямо у меня перед носом.
Том издает последний вопль — один из живых вырывает его правую руку и ей же хлещет его по лицу. Затем вся троица пускается наутек, смеясь и улюлюкая, размахивая на ходу Томовой конечностью.
Карл и Джерри бросаются вдогонку. Если бы не лодыжка, побежал бы с ними. Вместо этого я волокусь к Рите посмотреть, что с ней. В это время появляются Наоми и Хелен.
— Что произошло? — спрашивает Наоми, помогая Тому встать.
— Я услышал Ритин крик: эти трое повалили ее на землю, — рассказывает Том. — Хотел их напугать, но они каким-то образом оказались на мне и вспороли швы.
— Братство, — говорит Рита. Волосы у нее всклокочены, густые пряди падают на глаза. Однако повреждений, судя по всему, нет. — Вот, сорвала у одного с футболки.
Она протягивает серебряную булавку с греческими буквами «Х».
— Слышала я о таком, — задумчиво произносит Хелен. — Что-то вроде ритуала посвящения: им нужно оторвать часть тела у кого-нибудь из оживших мертвецов.
— От меня они точно хотели не часть тела. — В голосе Риты слышен недвусмысленный намек.
Я рычу.
— Какие же они мерзкие, эти живые! — негодует Наоми и тушит сигарету о пустую глазницу.
Несколько минут спустя возвращаются Карл и Джерри.