Живых смертниц не бывает: Чеченская киншка
Шрифт:
— Единственное, что там осталось, — стенка закоптилась. У нас в доме один дымоход. Тетя Оля у себя печку затопила, а террористы не знали, что надо задвижку открыть, закоптили нам стенку.
— То есть и угореть могли?
— Да нет, они увидели, что коптит, и к тетке сходили. И еще яма во дворе, где они бочку со взрывчаткой хранили. Такую пластиковую бадейку литров на десять. Эфэсбэшники ее выкопали, а яма так и осталась. А больше после них ничего не осталось — ни следов, ни вещей.
— А может, пропало что?
— Да нет. Я смотрел, вроде нормально все.
— А яму во дворе чего не зароете?
— А зачем? Может, я еще в наш дом туристов буду водить.
— То есть вы намерены на этом сделать какой-нибудь бизнес?
— Да уж и не
— Мемориальную доску повесить? Муляж пояса шахида в комнату положить?
— Не знаю… Желающие пожить в таком доме, наверное, нашлись бы. Мало ли экстремалов. Тем более в газетах писали, что на участке моем еще что-то осталось. Хотя что там могло остаться? Три раза с миноискателями прошли.
— Сейчас дом пустует, вы живете в Москве, вы будете его сдавать опять?
— Скорее всего да. На лето. На зиму-то кому он нужен? А летом люди поедут за город отдыхать. Сдам. Но теперь я, конечно, буду внимательней. Мне эфэсбэшник говорил, если что, звони, мы твоих клиентов пробьем. Чтоб нормальные были.
— Кем вы работаете?
— Временно не работаю.
— А живете на что?
— На автоматах играю. Чаще выигрываю, чем проигрываю.
На следующий вечер, то есть 4 июля, Игорь привез к нам в Толстопальцево еще двух женщин — Зулихан и Марем. Марем лет за тридцать, очень замкнутая. Все, что я о ней знаю со слов Зулихан, — она была женой боевика, жила вместе с мужем в горах на базе. Забеременела. По приказу эмира группы Марем сделала аборт, а ее муж не мог возразить эмиру. Потом ее муж погиб. Так Марем осталась и без ребенка, и без мужа и теперь была готова стать смертницей. Зулихан тоже приехала подорвать себя. Меня поразила ее беспечность. Всю ночь щебетала, рассказала мне всю свою жизнь. Она из Курчалоя. Встречалась со своим родственником Магомедом — также боевиком. Они и смылись вдвоем. За это родители ее прокляли. И, как я поняла, сам Магомед и склонил ее к тому, чтобы стать смертницей. У мужчин-ваххабитов это считается большим достижением. О том, что нам предстоит, мы с Зулихан не говорили. Я так поняла, что ей было очень важно, чтобы все о ней узнали. Утром оказалось, что Зулихан и Марем уже сегодня, то есть 5 июля, должны идти на теракт. Андрей надел им пояса. Игорь приказал сдать паспорта. Марем паспорт отдала, а Зулихан стала кричать, что или она пойдет с паспортом, или вообще никуда не пойдет. Она была дерзкая. Сказала, что паспорт ей нужен для того, чтобы ее фамилию после теракта назвали по телевизору, чтобы родственники узнали, до чего они ее довели…
Данилхана Элихаджиева (он же Магомед, он же Афган, он же Жага) даже курчалоевские бандиты считали невоспитанным человеком. Он способен обидеть старшего. Первое упоминание о Данилхане относится к весне 2001 года, когда ему было всего семнадцать лет. Данилхан стоял посреди грязного, слякотного Курчалоя в начищенных до блеска туфлях. Как всякий уважающий себя кавказец, он был зациклен на обуви. Мимо на джипе проезжал начальник районной милиции. Данилхан стоял возле лужи, милицейский джип обрызгал его ботинки. Данилхан догнал машину, остановил ее, вытащил оттуда начальника милиции и несколько раз ударил его на глазах троих милиционеров.
У Данилхана и Зулихан общий отец — Сулейман Элихаджиев. Двадцать лет назад он бросил свою первую жену и сына Данилхана. Женился на другой, которая родила ему дочь Зулихан. И вот Зулихан влюбилась в Данилхана.
Любовь Зулихан пришлась Данилхану кстати. С ее помощью он решил построить свою бандитскую карьеру. У Данилхана был пример — Рустам Ганиев из Ассиновки. Ганиев, он же Курейш, стал доверенным лицом самого Басаева, когда уговорил идти в “Норд-Ост” двух своих сестер Айшат и Хадижат. Данилхан переспал с Зулихан, объяснив ей, что по законам настоящего ислама, который проповедовал пророк Ваххаб, это не грех. Потом растрепал об этом по всему Курчалою. Зулихан убежала из дому. А потом сообщники
Зулихан писала на русском. Большинство чеченцев полагают, что для переписки и дневников русский язык приспособлен лучше чеченского. Орфография сохранена.
Из дневника Зулихан Элихаджиевой:
“Этот блакнот пренадлежит адной девушке здесь про ее жизнь прашу не-каму не четать просьба даверено только Жаге кроме него не каму не доверяю и ешо Роме они обе мне самые близкие люди кроме них я не кому не доверяю я их очень люблю от всего сердца и пусть Аллах не отнимет их уменя инша Аллах.
Судьба меня оберегла но я всегда была несчастна любила.
2003.04.14.
Сегодня вечером уезжает мой Жага мне будет очень его не хватать но скоро он меня заберет к себе. Целый день мы бродили по городу купили ему футболку и фрукты потом. Вечером мы пошли в бульвар и с фоткались и гуляли там возли море. Было очень весело но в моем душе что-то не так. Мое сердца плакала хотя я смеялось. Потом мы пришли домой и покушали и пришли друзья Жаги они поговорили я поехала его проводит. Я целый ночь плакала и заснула. Мне так его не хватает. Я видела восне что я выхажу замуж на мне была свадебное платье я сама себя нарежала к чему это непонемаю. Пусть Аллах обережот Жагу. А на остальное наплевать мне что сомной будет. Я смерти не боюсь а боюсь попасть в руки родных своих больше всего на свете и боюсь Аллаха а потом их пусть я больше не попаду в их руки. Пусть Аллах даст мне иман ислам.
15.04.03.
Я встала 12.30 поела и Жага позвонил он уже доехал до Назрань. Я так обрадовалась что он позвонил мне, и потом я вышла с Нусеибой, мы пошли к Масар и целый день посидели там но мы вышли и прогулялись по парку. Я, Зарема, Нусейба, Хадишта мы смеялись шутили но всеравно мое сердце плакала я скучала по Жаге. Он не понимает как я его люблю я бы жизнь отдала за него если надо. Я умела только мечтать я не видела как...
…От смерти нам не дется... не куда хоть унесут в далекие края но он достигнет нас где бы мы небыли. Но жаль только одно что любимый мне человек даже враю не будет сомной как бя я этого не хотела. Инша Аллах стану шахидкой и будет вечный рай нам инша Аллах”.
…Андрей во всем подчинялся Игорю, без конца возился со своей взрывчаткой. Он, в отличие от Игоря, казался добрым. У него самого что-то неладно с семьей в горах. А Игорь относился к нам как профессионал, инструктировал, был строг. Громко не разговаривать, никуда не вылазить, на улицу не выходить, в окна не выглядывать. 5 июля вернулся поздно, спросил, смотрели ли мы телевизор. Так мы узнали о взрыве в Тушине. В ту ночь к Игорю кто-то приехал. Они долго сидели, пили пиво, рассказывали анекдоты. Я была потрясена. По телевизору мне показали гору трупов. Я впервые увидела, как это будет выглядеть. Если я вам скажу, что мне стало жалко всех, вы не поверите. Если честно, Зулихан мне было жальче других, она была единственной из погибших, кого я еще утром видела живой…
Неотправленное письмо Данилхану Элихаджиеву, найденное на трупе Зулихан:
“Мир твоему дому душа моя Махмад у меня одна просьба к тебе ты прости меня мой маленький Жага.
Жага ты не думай что я тебя не люблю и не думаю о тебе. У меня нету кроме тебя никого на этом белом свете и поэтому я пошла стать шахидом на пути Аллаха.
Ты пожалуйста я умоляю тебя не делай некому нечево я по своей воли пошла на это, никто меня не заставил. Ведь ты же знаешь как я этого хотела, проста я не хотела тебя оставит на этом свете одного но с тобой Аллах и он позаботиться о тебе. Ты не ходи в лес или куда то ешо ты проста возми поес и стань шахидом на пути Аллаха и мы будем вместе. Вечером когда я уезжала я хотела тебя обнять и поцеловать но ты бы догадался и поэтому я сдержалась.