Живым не брать
Шрифт:
— Ты погляди — мы перемазались. В побелке…
Она залилась радостным смехом ребенка, получившего в подарок желанную игрушку…
Со сломанной сушкой Максу пришлось повозиться, и все время над его душой стояла экономка, спрашивая:
— Ты скоро?
— Скоро, а чо?
— Надо воду пускать. На кухне волноваться будут.
Танечка проводила Макса до выхода. Уже взявшись за ручку двери он потер пальцы левой руки друг о друга, показывая, что готов получить гонорар.
— Ну, ты, братец, нахал! — Танечка озорно улыбнулась. — Тебе ещё и деньги?
— Да нет, — Макс
— Вот так-то, — сказала Танечка. — Иди, родной. Иди.
Макс посмотрелся в трюмо, стоявшее в прихожей. Рожа его, как сказал бы поэт, светилась восторгом сладострастья. Это могло навести ревнивого супруга, охранявшего ворота усадьбы, на опасные подозрения. Стоило ли рисковать по пустякам?
Макс вынул из инструментальной сумки разводной ключ, мазнул пальцем по червяку. Палец стал черным. Им Макс тут же провел по щеке. Масляная линия, протянувшаяся от скулы к глазу, придала ему вид утомившегося в трудах работяги.
Страж ворот пристально посмотрел Максу в глаза. Тот не отвел взгляда.
— Ну, — спросил охранник, — по морде не схлопотал?
Макс удивился.
— От кого?
— От Таньки. Она не любит, когда к ней мужики липнут.
— А-а, — протянул Макс. — Я краны крутил. Мне не до баб.
Охранник понимающе кивнул:
— Это хорошо, а то бы схлопотал. И я бы ещё добавил. — Он взял со стола полотенце, протянул Максу. — Вытри лицо. Весь измазался.
Через поле Макс шел усталый, как крестьянин с покоса, а в душе темной мутью клубилась смута. Маленькие фигурки — нэцкэ — взбудоражили, взбаламутили, задымили воображение. Вот ведь оказывается в какие интересные цацки играет русская буржуазия. Не больше картошки штучка — сунь такую в карман и не заметишь, а за неё штуку баксов — алямс! И ты в дамках. А если их все сразу социализнуть? Пардон, господа, приватизировать… А?
Мысль искателя, чем хороша. Она бьется, не дает ни минуты покоя, будит инициативу, подталкивает к смелым решениям. Это в равной степени касается мысли ученого и банального жулика.
К вечеру Макс созрел окончательно. Он решил действовать немедленно. Не зря говорят: «Пей чай, пока горячий».
Хозяев дома не было: и Антонина Анатольевна и Вика умотали в город по каким-то делам. Макс был предоставлен самому себе. В сарайчике за дачей он набрал реечек, сложил их в сумку. Взял молоток, приготовил гвозди. Когда стемнело, двинулся в путь.
Добрался к даче Хренасина в темноте. Еще днем, обходя усадьбу вдоль забора, Макс обнаружил со стороны, противоположной воротам, штабель досок. Ко всему здесь и дом стоял всего метрах в двух от ограды — самое удобное место для атаки крепости.
Вытащив из штабеля доску, Макс приколотил к ней реечки, сделав нечто вроде трапа. Затем под наклоном прислонил сооружение к забору и быстро залез на стену. Огляделся. Слезть с забора во двор возможности не было: на металлических кронштейнах крепился навес из колючей проволоки. Его верхний уровень контролировали инфракрасные датчики.
— Ладно, — сказал сам себе Макс, — мы пойдем по другому пути.
Он осторожно, стараясь не греметь, втянул наверх доску, послужившую
Макс лег на живот и осторожно переполз над пустотой с забора на крышу. Полежал, прислушиваясь. Все было тихо. Тогда он встал, подошел к широкой кирпичной трубе и заглянул в нее. Черное жерло дышало пустотой и слабым запахом горелой бумаги. Видимо, мастера, проверяя тягу, спалили в камине несколько газет.
Эх, печники, мастера-хреновы! Кто же так камины кладет? За внутренними дубовыми створками дверей строители не забыли смонтировать стальные раздвижные решетки. Окна изнутри закрывались надежными ставнями. Что поделаешь, пристрастие воров проникать в дома сквозь двери и окна на Руси известно давно. А вот о том, что можно залезть внутрь через каминную трубу здесь не слышали, поскольку камины в России клали редко. Русская печь, кирпичная печь «голландка», обтянутая железным листом, буржуйка; наконец, — это грёво, способное противостоять сибирским морозам, а камин — это заморская блажь, виртуальное свидетельство благосостояния значительно выше среднего. Жечь в доме огонь, весь жар которого улетает в трубу — это возврат человека в чум, к удегейскому костру посреди жилья.
Камин — радость глазу, но тело в трескучий мороз не согреет. И потому никто не сообразил, что трубе нужна внутренняя решетка, потому как жерло дымохода — это прямой лаз с крыши в дом. Для умельца, вдохновленного желанием потрясти богатого хозяина, лучшего приглашения не придумаешь. Больше того, и решетка в трубе пригодна не всякая. Мало того, что её клетки нельзя делать такими, чтобы в них могла протиснуться лихая голова. Не менее важно их заузить до такой степени, чтобы вниз не вкатилась граната-лимонка, потому как у каждого владельца дома-крепости всегда найдутся доброжелатели, остающиеся за крепостными стенами.
Макс в смысле куда-то забраться — парень не промах. Труба удобная, не закопченная. Руки о стенки, ноги в распор и пошло движение!
Спустившись в очаг, который со стороны каминного зала прикрывал легкий расписной экран на ножках, Макс прислушался. Было темно и тихо как у черта в желудке. Выждав минуты две и не заметив ничего подозрительного, Макс включил фонарик. Пятно света скользнуло по плинтусам, очертило контуры комнаты. Ставни были плотно задраены и бояться, что свет заметят снаружи, не приходилось.
Макс выбрался из камина. Чтобы не оставлять «пальчиков», отодвинул экран ногой. Огляделся.
— Ёшь твою в корень! Вот как, оказывается, живет буржуазия! Он-то, лопух, думал, что военком, судя по его даче, настоящий кит, а на поверку всего только ерш, не больше. До господина Хренасина ему пуп сорвать — не дотянется.
Вдоль одной из стен каминного зала стоял огромный застекленный шкаф. На полках фарфор — статуэтки, вазы, старинные чашки китайской работы, рядом с ними морские диковинные раковины и минералы разных цветов и с разным блеском. Будь Макс дураком, он бы этих камушков набрал в свой сидор и полез назад в трубу. Но он знал, что ищет и что будет брать в доме налогового чиновника.