Жизнь Бальзака
Шрифт:
В высшей степени политизированная атмосфера постепенно толкала Бальзака на самый правый фланг. Поскольку он защищал основные права пролетариата, споры о его истинных взглядах продолжаются по сей день. Однако дискуссия о мировоззрении Бальзака лишь запутывает добросовестного читателя. Замешательство вызывают не столько противоречия самого Бальзака, сколько неубедительность политической терминологии как средства для описания общества. Вот почему великая «сцена политической жизни» того периода, «Темное дело» (Une T'en'ebreuse Affaire), не является упражнением в идеологическом затачивании топора, но служит яркой иллюстрацией – «хотя и восстающей против организованной силы» – борьбы интеллигенции против ханжества, замаскированного под политическую дальновидность.
Когда Бальзак вернулся из путешествия по Сардинии, моральные устои были недостижимой роскошью. Ему нужен был путь напрямик. Кратчайший путь он нашел удобной прелюдией
С начала 1830-х гг. он переписывал из газет изречения Наполеона. У него возникла блестящая мысль продать их все «бывшему шляпнику, который стал важной шишкой в своем округе (arrondisement)». «Шляпником» был некий Годи, который хотел «получить Крест Почетного легиона – и получит его, если посвятит книгу Луи-Филиппу»891. Бальзак понимал, что такой замысел вполне осуществим: правительство стремилось повысить свою популярность, заигрывая с бонапартизмом многих граждан. Составленные Бальзаком «Изречения и мысли Наполеона», приписываемые Ж.-Л. Годи-младшему, в самом деле привели к желаемому результату. «Шляпник» получил награду, а сам Бальзак – 4 тысячи франков. Правда, сами изречения казались на удивление абсолютистскими даже для Наполеона. Причина заключалась в том, что Бальзак добавил к афоризмам Бонапарта несколько своих. Но, если даже Наполеон никогда не говорил, что монархия, как неравенство, – это принцип, «найденный в самой природе», ему следовало так сказать, и название книги в голове Бальзака означало, что он так и сказал. «Почему бы вам не заказать ее? – намекал он своей любимой покупательнице, Эвелине. – Вы купите одно из замечательнейших произведений нашего времени: философию и душу великого человека, плененного после долгих исследований вашим покорным слугой»892.
Возможно, кому-то покажется легкомысленным поступком распространение книги, изданной с посвящением королю, которого Бальзак презирал. Однако неплохой способ заработать сочетался с возможностью косвенно подать совет Луи-Филиппу. Кроме того, книга помогает пролить свет на необычные политические взгляды Бальзака. Пьесы, которые он напишет в последующие годы, кампания за создание Общества литераторов, защита Себастьяна Петеля и основание еще одного журнала, «Парижское обозрение», – всю деятельность Бальзака вполне можно объяснить стремлением властвовать на литературной сцене, расплатиться с долгами и добиться торжества правосудия.
Сочетание благонамеренности и реформаторского пыла, в результате которых появились «Изречения…» шляпника, также очевидны в пьесах Бальзака, хотя оказались далеко не такими действенными: в последние десять лет его жизни они составят череду из мелких катастроф. Отчасти их даже исключили из истории французской литературы, потому что шли они плохо и давали мало сборов. Для биографа же пьесы так же интересны, как романы, а может быть, и больше. Любопытно проследить за тем, как Бальзак осваивает неизведанную территорию.
Первая законченная пьеса, сошедшая с его стола после «Кромвеля», называлась «Школа супружества» (L’'Ecole des M'enages). В ней женатый лавочник влюбляется в свою старшую продавщицу893. Пьесу не инсценировали до 1910 г., и очень жаль, потому что иначе она непременно стала бы важной вехой в истории французского театра: ее можно назвать одновременно наследницей «буржуазной драмы» Дидро и предтечей натуралистического театра конца XIX в. Как отметил Бодлер, Бальзак пытался впрыснуть страсть, юмор и злободневность популярного Бульварного театра в загримированный труп романтической драмы894. Новаторство и массовое потребление плохо сочетаются. «Школа супружества», как ни досадно, очутилась на ничейной территории, между классической трагедией и фарсом на тему о семейной жизни. Бальзак предложил ее недавно основанному Театру Возрождения, который просил его о пьесе. «Школу супружества» отвергли: театру требовалось нечто более спокойное, традиционное, без неожиданных отклонений от темы.
После неудачи со «Школой супружества» начинается истинная история Бальзака-драматурга; вот еще одна причина, почему его пьесы до сих пор незаслуженно забыты. Действие развивалось не только на сцене, и, похоже, сами пьесы были лишь небольшой частью драматургии Бальзака. Сочиняя «Школу супружества», он призвал себе в помощь голодающего поэта Шарля Лассайи895. Лассайи был персонажем ярким. Тощий, растрепанный, носатый, он часто фланировал по бульварам в красно-зеленых брюках. Лассайи подобрал Готье, перевез в новый дом Бальзака, где ему выделили комнату, кормили котлетами, щавелем и луком, и будили каждую ночь на работу. Два сонета Люсьена де Рюбампре в «Утраченных иллюзиях» на самом деле написаны Лассайи896. Что же касается пьес, в его сонной голове зародилась лишь антимонархистская аллегория под названием «Кроты, или Отрицание солнца» (Les Taupes ou la N'egation du Soleil). В отчаянном стремлении поскорее закончить работу Лассайи согласился на то, чтобы его запирали в комнате. Надолго его не хватило. Как-то среди ночи он вылез в окно и бежал через парк Сен-Клу. Он был уже полусумасшедшим; судя по невротической агрессивности его заметок о Бальзаке, уход в безумие стал его последним сознательным поступком: «Мой дорогой президент, я очень сожалею, что вы обрушили на меня свои упреки, не дав мне хотя бы объясниться»; «Нет смысла далее есть ваш хлеб, и мне очень жаль, что мое умственное бесплодие в данном случае вам так мало пригодилось». Подобно многим писателям, имевшим дело с Бальзаком более-менее продолжительное время, Лассайи приобрел неожиданно ясный взгляд на собственные недостатки. Общество древнегреческих философов и драматургов в психиатрической лечебнице он нашел куда менее обременительным, чем общество Бальзака.
Последующие события – и необычная прямота Лассайи – предполагают, что Бальзак в самом деле пытался ему помочь. Как ему нравилось представлять даже самых уникальных своих персонажей в виде фигур типических, так же нравилось ему рассматривать второстепенных персонажей, проносящихся по его жизни, образцами особенной категории человеческих существ. Письма к Лассайи, после постыдного бегства последнего, показывают практичность Бальзака и его заботливость. Судя по письмам, он пытался наладить жизнь своих знакомых очень упорно и изобретательно. Вскоре ему предстояло доказать, что он способен не меньше Виньи наделать шуму в политике и отношениях, вызвавших к жизни Чаттертонов и Лассайи того времени897. Президентство Бальзака в Обществе литераторов, которое создавалось не без его помощи, выявило в нем яростного полемиста, который боролся за улучшение законодательства против пиратских изданий и грабительских контрактов. В октябре 1839 г. он поехал в Руан, чтобы представлять Общество литераторов на процессе против одного журнала, который перепечатывал статьи, не платя за них. Когда он вышел из здания суда и направился к стоянке карет, за ним на расстоянии последовал семнадцатилетний юноша, которому позже нашлось что сказать о месте художника в обществе. Юношу звали Гюстав Флобер. В тот день могла бы состояться великая литературная встреча, но, увы, не состоялась: Флобер так стеснялся, что не подошел и не представился898.
По мнению Бальзака, проблема Лассайи, помимо его «тщеславия» и лени, коренилась в буржуазной монархии. Его следующая пьеса пронизана негодованием на грубый, тупой материализм власти. Пьеса «Вотрен» стала первой драмой Бальзака, поставленной на сцене; возможно, именно из-за нее Бальзака так и не избрали во Французскую академию. Характеру Вотрена в пьесе недостает угрожающей тонкости Вотрена из «Отца Горио»; несмотря на это, рассказ об умном преступнике (его замечательно, по отзывам, сыграл Фредерик Леметр), который проникает в высшие слои общества, не отвечал благонамеренным представлениям об академиках.
Как было и со «Школой супружества», самой яркой чертой «Вотрена» стала драма, окружившая пьесу. Считая, что любой, обладая нужным набором технических приемов, способен написать хорошую пьесу, Бальзак попросил Виктора Гюго поделиться с ним секретами ремесла. Он снял комнату в мансарде в том же доме, где жил его портной и, к счастью, друг Бюссон. Дом находился на углу улицы Ришелье, недалеко от театра, над кафе «Фраскати», где когда-то помещалось знаменитое казино899. Туда Бальзак приглашал своих молодых друзей, рассчитывая, что они помогут ему сочинить пьесу. Как обычно, он рассчитывал на полную победу. Он мечтал о консорциуме, который будет состоять из двенадцати литераторов (символично!), в том числе иллюстратора Гаварни и издателя Дютака. Они разделят между собой все парижские театры, даже самые убогие и сомнительные, а затем удовлетворят театральные потребности всего города900. Готье вспоминает, как пришел за день перед читкой, когда драматурги должны были прочесть всю пьесу вслух в присутствии режиссера и труппы. Он спросил, о чем пьеса. Бальзак со смехом ответил: «Если я начну вам объяснять, мы никогда не закончим!»901
Консорциум так и не состоялся, но своей цели достиг: благодаря ему более скромная цель стала ближе. «Вотрен» двигался по верному пути. Готье привел к Бальзаку еще одного представителя богемы, которому удалось то, на чем сломался Лассайи. Лоран Жан – хромой, язвительный и очень веселый, один из самых преданных друзей Бальзака в его последние годы. Напечатали контрамарки. Даже болезнь, навалившаяся на Бальзака перед тем, как текст сдали в типографию, его не смущала. Бальзак велел включить в первое издание ручательство относительно ненаписанного предисловия, которое автор обещал написать, как только встанет с постели. Короче говоря, когда вечером 14 марта 1840 г. в переполненном зале театра «Порт-Сен-Мартен» поднялся занавес, провал казался таким маловероятным, что Бальзак продал одному особенно упорному кредитору по фамилии Фуллон часть будущих прибылей за 5000 франков.