Жизнь без правил
Шрифт:
— Рит, не занимайся ерундой! Время потеряете и всё. Рак — это такая коварная болезнь! Прекрати по бабкам шляться и шуруй, пока не поздно, в больницу!
Ох, уж эта Марго! Если вбила себе что-то в голову, то хоть кувалдой выбивай их неё это — не выбьешь.
— Никусь, ты со мной не пойдёшь, а? — Зажурчала Ритка заискивающе. — Я одна, что-то, боясь.
Вероника даже захлебнулась от возмущения. Ещё чего?! Чтобы она, как последняя идиотка, шарахалась по всем этим шарлатанам! Она уже собралась высказать всё это подруге, но тут вспомнила те странные вещи, что происходят с ней последнее время и осеклась. А Марго продолжала соблазнять:
— Ник,
Будущее Веронику мало интересовало, а вот настоящее… Нет, чушь всё это! Раз клюнешь — попадёшь в зависимость. Но незримый барьер дал трещину и теперь Ника уже не так яростно сопротивлялась, она готова была уступить, не хватало самой малости и Ритка это почувствовала.
— Никусь, я буду тебе благодарна по гроб жизни!
— Но только, чур, меня в это дело не впрягать! Я просто поприсутствую и всё.
Подруги договорились о времени и месте встречи. «Боже мой, — думала Вероника, куда я лезу?!». Она всегда старалась избегать подобных авантюр. Она была уверена, что всё это дурно пахнет, но отказать подруге не могла — слабый характер, но не только это, просто она ещё не забыла, что сама ещё недавно была в таком же положении. Когда Ярослав лежал в больнице, а она с ума сходила от собственного бессилия и невозможности помочь близкому человеку, Ника готова была душу дьяволу продать, лишь бы помочь ему! Ритку понять можно, она безумно любит своего Игорёшу, можно сказать, до остервения. Вероника подозревает, что, если бы подруге гарантировали благополучный исход, то она бы детским совочком прорыла бы что-нибудь типа Суэцкого канала, если бы это потребовалось. А вот сама Ника уже забыла, что это за чувство такое — любовь. Есть семья, муж, но чувства нет, только привычка и не более того. А вот с Анатолием всё было иначе. Она не могла забыть о нём ни на минуту, это было какое-то наваждение, болезнь, которая мучила её и мешала спокойно жить.
— Никусь, у тебя что-то горит, — услышала она голос мужа.
«Нет, так нельзя, — решила она, — надо взять себя в руки!» Выбросила сгоревшие котлеты в мусорное ведро и, тряхнув головой, чтобы прогнать навязчивые мысли, принялась готовить заново.
— Да, что с тобой? — Марк подошёл к ней, обнял и, словно преданный пёс, заглянул в глаза.
— Ничего. Просто Марго звонила, просит, чтобы я с неё пошла к какой-то бабке — знахарке.
Марк выругался. Он — врач и ко всем этим знахарям и экстрасенсам относится скептически, считая их шарлатанами.
— Денег ей девать некуда. И мужа угробит, и сама по миру пойдёт! Ты с ней не ходи!
— Не мешай. Иди-ка ты отсюда!
Марк пожал плечами, схватил прямо со сковородки горячую котлету, получил за это по рукам и исчез за дверью. Вероника облегчённо вздохнула. Никто не зудел над ухом, не давал ценных указаний и вообще, не раздражал. Ника достала их загашника бутялку коньяка и отхлебнула прямо из горлышка. Готовила она на автомате, думала о своём. Ей было стыдно перед мужем за свои мысли. «Боже мой, — думала она, — как же ты мне надоел! Какой же ты нудный! Вот Анатолий…». Крамольный мысли она загнала подальше. Вернулся Марк, спросил нетерпеливо:
— Лапусь, ну когда? Я спать хочу. Всю ночь на ногах, операция за операцией. Сил нет никаких.
«Сил у него нет, — раздражённо подумала она, — а у меня они есть? Вертишься тут у плиты, вылизываешь квартиру до зеркального блеска, носки его грязные стираешь… Но, нет, это ведь не работа, так, развлечение!». В это время в комнате зазвонил телефон, и Марк ушёл. Несколько минут он пытался с кем-то ругаться, Ника не слушала, о чём там идёт речь. Вернулся он через несколько минут, виноватый и подавленный.
— Меня на работу вызвали. У Муреева то ли пожар, то ли потоп. Я не надолго, лапусь.
Вероника даже покраснела от злости. Вечно так, если надо кого-то заменить, так сразу же звонят ему, потому, что знают, что он не откажет.
— Ты бы седло купил, — посоветовала она, — чтобы им было удобней на тебе ездить, — произнесла она сухо.
Марк виновато улыбнулся, схватил с тарелки румяную, дымящуюся котлету, засунул её целиком в рот и, поцеловав в щёчку жену, пошёл исполнять свой долг. Вероника вытерла жирный отпечаток его губ со щеки и крикнула ему в след:
— Можешь там и заночевать, и поесть.
Но муж её уже не услышал, дверь хлопнула и она вновь осталась одна. Как ни странно, ей даже стало легче — источник раздражения исчез. Открыв окно, чтобы проветрить кухню, она выглянула во двор. Красавец-сосед спешил куда-то по своим делам. Вероника вздохнула обречённо. Нет, она, определенно, поспешила с замужеством, надо было подождать. Схватила то, что плохо лежало, вот теперь и мается от тоски.
Она стала приводить себя в порядок — близилось назначенное Марго время. Зря она пообещала, что пойдёт с ней. Но, теперь деваться некуда. В комнате ещё пахло специфическим запахом больницы. Марк постоянно носит этот запах с собой. Раньше она не обращала на это внимание, теперь её даже затошнило немного. Она накинула светлое кашемировое пальто, поправила причёску и собралась уходить и в этот момент со стены упала их свадебная фотография. Стекло со звоном разбилось. Вероника была уже в коридоре, но пришлось вернуться. Она собрала осколки стекла, подняла фотографию и обнаружила, что один осколок впился в изображение Марка, точнёхонько в сердце! «Всё бьётся, всё рушится!»: — тоскливо подумала она. Выбросив осколки, схватив сумку, она покинула свой дом, где всё последнее время, ей было так тошно!
Маргарита уже продрогла, ожидая подругу. Увидев Нику, она поспешила ей навстречу.
— Ну, слава Богу! — Вырвалось у неё. — Я думала, что твой Марик тебя не отпустит. Он ведь такой принципиальный у тебя!
Ника вскинула голову и гневно сказала:
— При чём тут Марик? Я — свободная женщина, а не рабыня его. Что хочу, то и делаю!
Рита удивлённо посмотрела на подругу. Что-то новое появилось и в её поведении и в голосе и даже в глазах.
Они знакомы уже много лет, со школы ещё. Удивить Марго Веронике было бы трудно, но сегодня ей это удалось. Они остановили такси и дальше ехали уже молча. Болтать при водителе им не хотелось совершенно — не зачем ему знать про их женские дела!
Они вошли в обшарпанный подъезд и поднялись на третий этаж. Все двери, как близнецы: тяжёлые, бронированные, окрашенные тёмно-коричневой краской и никто не удосужился написать номера квартир. Пришло считать. Веронику почему-то била нервная дрожь, хотелось повернуться и сбежать. Она ожидала, что дверь им откроет жуткая сморщенная старуха, с крючковатым носом и колючими глазами — эдакая баба-Яга. Долго никто не подходил к двери, но вот послышались лёгкие шаги и дверь распахнулась. Молодая миловидная женщина лет тридцати с небольшим, с тёмно-русыми, а вовсе даже не черными волосами, самая обыкновенная, каких миллионы. «Наверное, это не она, — подумала Ника, — родственница». Женщина окинула их оценивающим взглядом и посторонилась, приглашая войти.