Жизнь Чезаре Борджиа (др. изд.)
Шрифт:
Карл говорил с кардиналами вполне откровенно. Подтвердив, что главной целью его пребывания в Италии остается завоевание Неаполитанского королевства, он потребовал, чтобы Александр доказал на деле искренность своей дружбы, а именно: предоставил в распоряжение французских войск, на случай неудачного исхода войны, главную цитадель Рима — замок св. Ангела. Кроме того, вместе с королем на юг должны были отправиться в качестве заложников кардинал Борджа и принц Джем, удивительная и драматичная жизнь которого достойна отдельного описания.
Младший сын султана Мехмеда II, принц Джем (или, как его называли турки, Джем-султан) после смерти отца претендовал на престол Оттоманской империи. У него нашлось достаточно сторонников, чтобы собрать войско, и Джем пошел войной на своего старшего брата — Баязида, законного наследника султана. Но Джему не повезло — его армия была разбита наголову в первой же битве, и принц, спасая собственную жизнь, бежал на Родос, к рыцарям-иоаннитам. Гроссмейстер ордена принял беглеца с великой радостью — иоанниты воевали с турками уже много лет. Остров Родос был одним из аванпостов христианского мира в восточном Средиземноморье, и рыцарям приходилось туго. А принц Джем, даже разбитый в бою, сохранил массу приверженцев в исламских странах, и в случае смерти Баязида получил бы реальные шансы на отцовский трон.
Д'Обюссон, гроссмейстер ордена иоаннитов, прекрасно понимал, какую ценность представляет собой сын Мехмеда II. Он окружил его царским почетом и вниманием, а через некоторое время, опасаясь дипломатических осложнений — султан вполне мог потребовать выдачи брата как мятежника и государственного преступника, — переправил принца во Францию. «Покуда Джем жив и находится в нашей власти, Баязид не осмелится поднять оружие против христиан, и мы сможем беспрепятственно наслаждаться благословенным миром» — так писал гроссмейстер французскому королю.
В Европе с появлением злосчастного принца разгорелись страсти — все государи, враждовавшие с турками, наперебой старались заполучить его в свои руки. Этого добивались и венгерский король, чьим владениям постоянно угрожала султанская армия, и Фердинанд Испанский, еще не окончательно освободивший от мавров юг страны, и Ферранте, также живший в постоянном ожидании турецкого десанта на Сицилию.
Иоанниты забеспокоились — драгоценная добыча могла ускользнуть, и тогда конец всем надеждам на перемирие с турками. А когда прошел слух, что Баязид предлагает французскому королю огромные деньги за выдачу мятежного брата и уже начаты соответствующие переговоры — терпение гроссмейстера иссякло. Он приказал известить принца о нависшей опасности и переправить его из Франции в Рим, полагая, что там рыцари смогут обеспечить ему более спокойную жизнь. Карл VIII, не желая идти на открытый конфликт с иоаннитами, отпустил Джема, и мусульманский принц перебрался в Ватикан, ко двору папы Иннокентия.
Султан Баязид, немало раздосадованный невозможностью незамедлительно снять голову брата-соперника, предложил папе компромисс: 40 тысяч дукатов за каждый год, безвыездно проведенный принцем в Риме. Такой вариант устраивал и гроссмейстера, и жадного Иннокентия, и самого Джема. Он остался в Вечном городе и жил в одном из ватиканских дворцов, окруженный всевозможными почестями, пользуясь относительной свободой.
После смерти Иннокентия положение не изменилось. Султан исправно платил обусловленную сумму, а принц, по-видимому, смирился со своей участью. Его часто видели в обществе Александра и герцога Гандия.
Такова предыстория. Но теперь, когда французы заняли Рим, до Карла дошел слух, будто папа решился на последнее средство и готов обратиться к туркам за военной помощью против захватчиков. Этим и объясняется желание короля заполучить Джема, ставшего в глазах европейских властителей чем-то вроде живого талисмана. Александр же был глубоко оскорблен самим подозрением, что римский папа способен заключить военный союз против христиан с султаном неверных, однако спорить не приходилось.
А Баязид был чрезвычайно напуган перспективой выдачи его брата Карлу VIII. Планы короля начать большую войну с турками не составляли особого секрета, а при таком повороте событий Джем мог стать действительно опасным. И вот султан направил папе тайное послание, предлагая святейшему отцу любым образом избавить принца от тревог и горестей этого бренного мира. Означенная услуга, насущно необходимая для покоя повелителя правоверных, оценивалась в 300 тысяч полновесных золотых дукатов.
Префект Сенигаллии, Джованни делла Ровере, сумел перехватить гонца. Он немедленно переслал письмо султана своему брату — кардиналу Джулиано делла Ровере, и уже на следующий день французский король ознакомился с его содержанием. Теперь он скорее готов был сжечь Рим, чем отказаться от мысли получить турецкого принца.
Папа сгоряча отклонил королевский ультиматум, но Карл напомнил его святейшеству о том, что подобное упорство в окружении многотысячной армии, послушной воле короля, неуместно. Прижатый к стенке, Александр VI согласился, и 15 января 1495 года стороны подписали договор. Французский король получил обоих заложников и замок св. Ангела, обязавшись при этом «уважать и защищать все права святого отца». На следующий день в консистории состоялось чисто театральное действо: римский папа дал официальную аудиенцию христианнейшему королю Франции. Карл VIII, как и подобает доброму католику, поцеловал туфлю его святейшества и пастырский перстень на его руке. Затем папа и король провели несколько минут в краткой душеспасительной беседе о вопросах веры. К чести высоких сторон надо отметить, что оба удержались от усмешек и иных проявлений иронии в ходе встречи.
Проведя в Риме еще двенадцать дней, французы выступили по направлению к Неаполю. Прощание Карла со святейшим отцом вновь было отмечено всеми признаками взаимного уважения и привязанности. А кардинал Борджа, которому предстояло совершить вместе с королем вынужденную прогулку на юг, даже сделал его величеству богатый подарок — шесть великолепных боевых коней.
Армия остановилась на ночлег возле городка Веллетри, и здесь король принял испанского посла дона Антонио да Фонсека. Фердинанд и Изабелла решили прийти на помощь своим неаполитанским родственникам, оставленным в час беды всеми итальянскими союзниками. Дон Антонио передал Карлу требования испанской короны — прекратить поход на Неаполь и вернуться во Францию. В противном случае Испания объявляет ему войну.
Очень вероятно, что Чезаре знал об испанском демарше и строил свое дальнейшее поведение с учетом вероятного развития событий в ближайшем будущем. Во всяком случае, в ту же ночь, переодевшись конюхом, он выбрался из лагеря и под покровом темноты дошел до деревушки, где его уже ждал с лошадью один из горожан Веллетри, успевший ранее перекинуться несколькими словами с молодым кардиналом. Вскочив в седло, Чезаре помчался в Рим.
Возвращаться прямо в Ватикан было бы неразумно. Известив отца о своем бегстве из плена, Чезаре остановился в доме некоего Антонио Флореса — высокопоставленного судейского чиновника. Антонио был доверенным лицом кардинала и часто оказывал ему разные услуги. Теперь, в минуту опасности, он без колебаний предоставил кров, отдых и поддержку своему другу, и Чезаре Борджа вспомнит об этой ночи — Антонио, облеченный саном архиепископа Авиньонского, получит должность папского нунция при французском дворе.
Через день Чезаре выехал в крепость Сполето, комендантом которой он был уже больше года. А в Риме тем временем поднялась тревога — перепуганные жители, прослышав о дерзком побеге кардинала, ждали возвращения разъяренного короля. В конце концов к французам отправилась депутация знатнейших граждан, чтобы уверить Карла в непричастности городского населения к происшедшему нарушению договора. Но король, по-видимому, решил проявить великодушие или отложить расправу с вероломным городом. Успокоив дрожащих римлян, он вручил им письмо к святому отцу, где выражал возмущение безответственным поступком кардинала Борджа и в то же время подтверждал верность французской стороны принятым обязательствам. Инцидент, таким образом, был исчерпан, и Чезаре снова стал появляться в Ватикане.