Жизнь Чезаре Борджиа (др. изд.)
Шрифт:
Месяцем раньше испанский и французский послы известили святого отца о секретном трактате, заключенном и подписанном в Гранаде в ноябре 1500 года. «Католические величества» и «христианнейший король» сумели наконец договориться о разделе Неаполитанского королевства. Сам Неаполь и Абруцци отходили к Франции, а Калабрия и Алулия доставались Испании.
Александр VI был не из тех, кто уклоняется от участия в большой игре. Папа сделал именно тот ход, какого ожидали от него Фердинанд и Людовик, — объявил неаполитанского монарха Федериго низложенным, «ибо он, действуя во вред всему христианскому миру, призывал турецкого султана напасть на Италию». Больше всех удивился подобному обвинению сам несчастный Федериго — мысль о союзе с турками не пришла бы ему в голову даже в горячечном бреду. Но он знал и настоящую причину гнева папы — причину,
Войско маркиза д'Обиньи, пополненное тысячей папских гвардейцев и кавалерийским отрядом Морганте Бальони, выступило из Рима двадцать восьмого июня. Примерно в это же время в Калабрии высадилась испанская армия под командованием Гонсало де Кордобы. Захватчики шли с севера и с юга, и дни владычества Арагонской династии на юге Италии были сочтены.
Федериго решил драться. Сам король остался в Неаполе, объединив часть своих сил с дружиной Просперо Колонна. Основная армия, которую вели Фабрицио Колонна и граф Ринуччо да Марчано (брат Пьетро да Марчано, казненного Вителли), отошла к Капуе и укрепилась там.
Спустя три недели после выхода из Рима французы уже переправились через реку Калоре и расположились вокруг капуанских стен. Их путь по владениям Федериго был отмечен пожарами, грабежами и полным разрушением всего, что только удавалось разрушить, — д'Обиньи не видел причин церемониться с мирным населением. Едва ли Чезаре одобрял подобную тактику, но командование принадлежало французскому генералу, а герцог был достаточно умен, чтобы вмешиваться.
Чезаре сражался. В своей «Хронике Людовика XII» Жан д'Отон уделил заметное место ловкости, отваге и воинским талантам, проявленным Валентино в этом походе. Особенно подробно описан эпизод, когда герцог лично возглавил атаку на большой отряд неаполитанской кавалерии, пытавшейся остановить французское наступление. Не выдержав стремительного удара, всадники Колонна обратились в бегство.
Первые ядра обрушились на стены Капуи в понедельник, семнадцатого июля 1501 года. После четырехдневной канонады французы захватили два бастиона; две сотни защитников были переколоты все до единого. Но город еще держался. Только двадцать пятого июля, пробив в стене широкую брешь — а по другим сведениям, воспользовавшись предательством одного из жителей, — солдатам д'Обиньи удалось ворваться в Капую.
Здесь они натолкнулись на самое отчаянное сопротивление. Неаполитанцы и горожане с беспримерным мужеством отстаивали каждый клочок земли, отступали, не сдаваясь, и умирали с оружием в руках. Каждый дом приходилось брать штурмом. Но силы были слишком неравными, и вскоре битва превратилась в бойню. По крутым булыжным улочкам Капуи бежали кровавые ручьи — захватчики, озверев от ярости, убивали всех, не различая ни возраста, ни пола. Больше четырех тысяч человек погибло в тот ужасный день, прежде чем командиры сумели остановить побоище. Весьма обстоятельное изложение событий двадцать пятого июля можно найти в «Хронике» д'Отона. Запись в дневнике Бурхарда, сделанная на следующий день после падения города, по обыкновению бесстрастна и лаконична:
«Сегодня ночью, в четвертом часу, в Ватикан прискакал гонец от герцога Валентино. Он привез его святейшеству весть о взятии Капуи, которое осуществилось благодаря предательству некоего Фабрицио. Сей капуанец тайно впустил осаждающих в город — и стал их первой жертвой. Та же участь постигла множество других людей — не только тех, кто сражался, но и безоружных жителей, мирян и духовных лиц, взрослых и детей. Женщины подвергались жесточайшему насилию. Всего было истреблено около четырех тысяч, из коих три тысячи составляли солдаты».
Д'Отон также упоминает о многих сотнях изнасилованных женщин, прибавляя, что «особенно отличились в этом гнусном деле солдаты герцога Валентино». Можно понять побуждения французского хрониста, стремившегося по возможности обелить своих соотечественников. Вместе с тем трудно поверить, будто в наемных войсках Людовика XII царили пуританская чистота и строгость нравов, выгодно отличавшие их от разнузданных итальянцев.
И Бурхард и Д'Отон сообщают о «живой добыче», вывезенной победителями из Капуи в Рим. Этой добычей
Ириарте позаимствовал у Гвиччардини историю о «сорока капуанских девах» (как видим, число жертв герцогского сластолюбия увеличилось на треть). По его словам, «Валентино образовал из них гарем наподобие султанского».
Как легко заметить, действующая армия не самое подходящее место для гарема. И пусть Чезаре Борджа был жесток и аморален, но он никогда не забывал о необходимости сохранять уважение своих солдат. Полководец, в чьем обозе щебечут несколько десятков наложниц, стал бы посмешищем для всего войска, что никоим образом не входило в планы герцога.
Наконец, есть еще одна неувязка. По непонятным причинам повесть о похищении красавиц никак не отражена в капуанских летописях. Даже Пеллегрини, очевидец штурма, сам чудом оставшийся в живых во время резни и подробно описавший события тех ужасных дней, почему-то обошел молчанием столь благодарную тему. Невольно закрадывается подозрение — может быть, на самом деле речь шла о «веселых девицах», вполне добровольно присоединившихся к армии в поисках поживы и приключений?
Впрочем, как бы ни оценивать вышеприведенную историю, несомненно одно — взятие Капуи сопровождалось небывалыми зверствами. Здесь достаточно вспомнить эпизод с графом Ринуччо да Марчано. Он был ранен в бою и взят в плен вместе с Фабрицио Колонна и другими командирами неаполитанской армии. В средние века рыцари и вельможи не особенно беспокоились, попадая в руки врагов, — им не грозило ни рабство, ни темница, и для обретения свободы необходим был только выкуп. Но в данном случае положение было иным. Вителлоццо Вителли хорошо помнил флорентийский трибунал, осудивший на смерть его младшего брата, помнил он и главного судью — Ринуччо да Марчано. Месть стала для Вителлоццо делом всей жизни, и никакой выкуп не заставил бы его упустить столь удобную возможность. Через день после штурма кто-то приложил яд к ранам графа Ринуччо.
За Капуей последовала Гаэта, а уже через неделю войска союзников стояли под стенами Неаполя. Столица королевства сдалась без боя, и третьего августа Чезаре Борджа въехал в город во главе победоносной армии. Кардинал Валенсийский, некогда возложивший корону на голову Федериго, вернулся в Неаполь под именем герцога Валентино, чтобы навсегда отнять у короля его престол и владения.
Ценой сдачи крепости Федериго получил право свободного выхода для себя, свиты и слуг — словом, для всех, кто захочет разделить судьбу изгнанного короля. Французы разрешили ему взять с собой любое движимое имущество, и король отплыл на Искью — небольшой цветущий остров в нескольких милях от неаполитанского берега. Отныне Искья становилась пожизненной резиденцией Федериго и последним клочком земли, над которым еще сохранялась его власть. Их католические величества Фердинанд и Изабелла проявили напоследок некоторую заботу о родственнике — на Искье он мог по-прежнему именоваться королем, вершить суд и содержать войско. Но обороняться было уже не от кого, и через полгода, оказавшись в стесненных обстоятальствах, Федериго решил продать вывезенную из Неаполя артиллерию. Все пушки, не торгуясь, купил Александр VI. Папа никогда не испытывал злобного торжества при виде поверженного врага и, по-видимому, обрадовался возможности немного облегчить участь изгнанника.
Среди тех, кто последовал за королем в его почетную ссылку, был и наш знакомый — Саннадзаро. Он горел желанием отомстить за поруганное величие своего монарха и преуспел в этом куда больше, чем неаполитанские генералы. Отныне сатиры и эпиграммы Саннадзаро, не всегда правдивые, но неизменно хлесткие и остроумные, всецело сосредоточились на семействе Борджа. Они расходились по Италии во множестве рукописных копий и постепенно приобрели широкую известность, дав богатый материал всем недоброжелателям Александра VI и его сына.