Жизнь, что шахматная доска
Шрифт:
– Добрый день! Проходи, присаживайся. Сейчас подойдёт мой заместитель Мишин и мы поговорим о совместном будущем. Как работается?
– Проблем, вроде, нет!
– Да, знаю. У тебя на установке сейчас такой порядок, что мне предлагают посылать туда других руководителей для обучения. Но вопрос другой назревает. Меня требуют для работы в Министерство. Сейчас мало людей осталось, кто знает, сколько сил отдал я заводу, но это уже – история. Хочу оставить за себя главного инженера Рябушкина Ивана Алексеевича. Так вот, Иван Алексеевич рекомендует тебя на своё место. Опыт организации производства у тебя достаточный, возраст подходящий, на всякие курсы повышения квалификации тебя посылали достаточное количество раз. В резерве на повышение ты числишься на первом месте. Думаю, что справишься. Сам-то как считаешь?
– Вообще-то, Владимир Дмитриевич, такого разговора я не ожидал.
– У меня только один вопрос к тебе остался, Игорь Николаевич! После отъезда родителей, – кстати, помню твоего отца, как отличного работягу, вытянул мне отстающий цех в передовые за полгода, дисциплину там наладил, не хотелось его отпускать, – прошло достаточно лет, но семьёй ты не обзавёлся. Здесь имеется какая-то проблема?
– Всё у меня нормально, есть женщина, которая меня привлекает. Придёт время и женюсь. Для работы это ведь не такое уж препятствие?
– Нет, не препятствие, это твоё личное дело, – Петров взял трубку телефона внутренней связи. – Вера! Пусть Степан Игнатьевич заходит.
В кабинет вошёл заместитель генерального директора по социальным вопросам Мишин.
– Так, Степан Игнатьевич! Мы с кандидатом на место Рябушкина всё обговорили, готовь проект приказа.
– Тогда забираю кандидата с собой? – спросил Мишин.
– Конечно, занимайтесь дальше сами.
У себя в кабинете Степан Игнатьевич усадил Игоря и сказал:
– Тебя можно поздравить!
– Рано ещё! Приказа-то пока нет! – возразил Воронин.
– Приказ я подготовлю на подпись, но генерал будет ждать перевода и согласования по Рябушкину. Это ещё недели две протянется, не меньше.
– Игнатьич! Я не из торопливых, ты меня знаешь давно.
– Мне с тобой всегда решать вопросы доставляло удовольствие, – разговорился Мишин. – У тебя своя точка зрения на все вопросы, которые мы здесь обсуждали. И часто ты был прав. Что нового на установке? Как люди? Проблем с твоим переходом не возникнет?
– Думаю, что нет. К тому же я остаюсь на предприятии, всё буду контролировать, а свою установку тем более. Одно плохо, Степан Игнатьевич! Время бежит, люди стареют, постепенно меняются. Молодёжь приходит с другими знаниями, ей давай другие условия работы, снабжай современным инструментом, зарплату повышай, а у нас, сам знаешь, сейчас – одна экономия на уме. И молодые рабочие, получив за год хорошую практику работы, повысив квалификацию, стараются либо перейти на другой участок, в другой цех, где зарплата выше, либо увольняются, найдя работу вне завода. Столица – большая, грамотные, работящие люди везде требуются. А пенсионеры – кадровые работники с огромным опытом – уходят из-за возраста, тяжело им. Вот у нас на установке случай месяц назад произошёл… Извини, наверное, тебе это и знать не интересно, отрываю тебя от дела?
– Нет, Игорь! От тебя выслушаю всё, что накипело. Рассказывай!
– Здесь вышло вот что. У нашего самого опытного и старшего по возрасту слесаря Никишина умерла четыре месяца назад жена. Проблемы серьёзные были со здоровьем и ожидаемо ушла на тот свет. Дети у них уже взрослые, сын и дочь – оба давно в других городах обитают. Остался после похорон Николай Иванович один, взгляд потух. Но работу не бросил, тянул за собой молодёжь, пример своей работой показывал. А однажды отпросился с обеда в поликлинику, горло у него заболело сильно. Думали, ангина – зима ведь! А он на следующий день на работу не пришёл, и, главное, не позвонил. Обычно он такой порядок соблюдал: заболел, получил больничный лист и сообщил в контору, чтобы не ждали до выздоровления. Кстати, не все так себя ведут – заболел и не выходит молчком, а в конторе не знают, что в табеле отмечать! Не выходит он день на работу, не выходит второй, на третий день механик цеха ему позвонил, но ни домашний телефон, ни мобильный не отозвались. На четвёртый день экономист всполошила механика, он человека домой послал, никто квартиру не открыл. Только в приёмном покое больницы, где он на учёте стоял, сообщили, что был такого-то и направлен в инфекционное отделение. Сразу позвонили туда и узнали, что накануне он умер от какой-то инфекции. По соседям нашли, как связаться с детьми, сообщили им. Конечно, помогали им в похоронах, это – как обычно, своих не оставляем! Думаю, что внезапная смерть жены так подействовала на Никишина. Они же вместе прожили почти полсотни лет, поженились ещё в самые первые годы совместной работы, в одном цехе работать начинали.
– Да, – сказал Мишин, – тяжело с хорошими людьми расставаться, представляю себе всё это и сочувствую. Не слышал я про смерть Никишина, он ведь в соседнем цехе когда-то мастером работал, а я тогда был механиком цеха и готовился перейти в заводоуправление. Ему предлагали занять мою должность, но он отказался, даже мастером не остался, а ушёл на вновь вводимую установку слесарем шестого разряда.
– Я тоже удивлялся на него. Хотя образование он имел техническое, но мог любую работу организовать так, что не каждому под силу. Я его пытался мастером провести, но он даже подменять мастера на время отпуска не соглашался. Так мне сказал: «Я люблю своими руками всё сам делать! Подсказать – это можно, старший и опытный слесарь обязан учить молодёжь работать. Его когда-то самого старые и опытные рабочие делу учили, поэтому должны помочь специалистам достойную смену вырастить. Сам знаешь: первоначально не каждый мастер и механик сможет правильную задачу поставить в работе. Но сам я не любитель руководить – водить руками!»
– Ладно, хватит о грустном! – закончил разговор Мишин. – Вопрос смены поколения на заводе сейчас актуален не только у нас, набрать нормальных работников получается всё сложнее и сложнее. Будем с тобой совместно эту проблему решать: ты – как главный инженер, а я – на своём месте.
Рабочий кабинет у Игоря сменился, но темп жизни остался быстрым. Время шло вперёд, а за ним менялись требования к производству от инспектирующих организаций, от завода ждали повышения выработки основной продукции для снабжения служб города в любое время суток. У главного инженера всегда решались самые горячие вопросы, которые не могли осилить заместители и специалисты. Обычно возвращался домой Воронин не раньше семи, а то и восьми часов вечера. И только в выходные дни имелась возможность снизить нагрузку, набрав накануне портфель документов для спокойного изучения в домашней обстановке. Изредка Игорь звонил Ирине Новиковой, и они договаривались съездить куда-нибудь на природу или посетить один из знаменитых Московских театров по её выбору. Новикова ничего не требовала от Воронина, навещала его иногда и без звонков, зная, что он будет дома. Просыпаясь утром в воскресенье рядом с ним, она иногда задавалась вопросом: «Нормально ли я живу? Тебе, девочка, пора найти человека, который прямо заявит, что не может без тебя жить!» После завтрака эти мысли исчезали, причём Ирина даже не вспоминала о них всю следующую неделю. Она привыкла к своей уютной квартире, к одиночеству и к ежедневным хлопотам в подчинённой ей лаборатории научно-исследовательского института, куда позвала её работать руководитель контрольной группы. Институт по просьбе завода проводил проверку закупленного по импорту катализатора, и в это время Ирина познакомилась с руководителем контрольной группы Марией Лариной. Они за три дня проверки очень сдружились, Лариной понравился вдумчивый подход Ирины к исследовательской работе, и она договорилась с руководством института о переводе Новиковой к ним. Теперь в объём работы Ирины входили сбор результатов анализов, сведение их в единую ведомость, выводы и предложения по улучшению каталитических процессов на нефтехимических предприятиях. Родители Новиковой жили в Подмосковье в справном собственном доме, но ездила она к ним нечасто, правда, ежедневно звонила по телефону и справлялась о здоровье.
Воронин даже не пытался официально связать свою жизнь с Ириной, он считал, что слишком зависит от любимого предприятия, которому приходится отдавать много личного времени, и боялся сломать судьбу девушки. Но в один из холодных зимних дней Игоря застали врасплох, и связано это было именно с Ириной Новиковой. Она позвонила ему по мобильному телефону сразу после обеда в пятницу:
– Дружок! – она часто обращалась к нему в шутливой форме, причём названия Игорю придумывала совершенно разные – от «котика» до «милого друга», но голос девушки Воронин не мог спутать ни с чьим. – Как ты смотришь на моё внезапное посещение твоей берлоги в конце сегодняшнего дня? К твоему приходу я всё приготовлю к ужину.
Обычно по пятницам они не встречались, к тому же генеральный директор в пятницу всегда проводил итоговые совещания по результатам работы за неделю, причём затягивались они иногда надолго.
– Ирина! Мне будет радостно застать тебя в квартире с приготовленным ужином, но заранее хочу извиниться. Скорее всего вернусь, когда ты, свернувшись калачиком на кресле перед телевизором, будешь посапывать, просматривая очередной сон.
– Знаю про ваши посиделки в конце недели, но такова уж моя участь… Так ты не возражаешь?