Жизнь «до»
Шрифт:
Змея и впрямь имела с десяток, а может и больше, голов. Она медленно поднималась из воды. К чему спешка? Даже столь крохотный мозг в каждой из ее черепушек явно соображал: бежать нам с аспирантом некуда, а значит, она сегодня все же отобедает человечинкой.
– Давай же, – шептал Бранов, оглядываясь по сторонам, словно подзадоривая чудище. – Давай!
Первый бросок. Аспирант оттолкнул меня в сторону, и змеиная челюсть вновь сомкнулась на пучке травы. Откинувшись, тварь снова принялась шипеть и раскачивать головами.
Расстелившись
Никогда об этом не думала.
– Маша, замри! Замри на месте!
Но я все пятилась и пятилась, елозя задом по земле, а часть голов на длиннющих шеях угрожающе замерла, целясь. Тварь выбирала жертву, а значит, и впрямь стоило замереть, чтобы не привлекать к себе внимание, вот только страх во мне драл глотку куда громче голоса рассудка, едва шепчущего увещевания.
Жалобно скуля и толкаясь ногами, я сдавала и сдавала назад до тех пор, пока рука, угодив меж кочек, не погрязла в жиже почти до плеча. Себя не помня, я с визгом вскочила и тут же, под гневные ругательства препода, застыла в полусогнутом положении. Бесчисленное множество глаз, так похожих на теннисные шары, уставилось на меня. Змеиные рты больше не разевались. Лишь раздвоенные язычки трепетали все с тем же «тшшш» и пробовали воздух, пропитанный моим страхом, на вкус.
Аспирант, выругавшись, тоже вскочил и принялся орать, размахивая телефоном, чтобы дать мне время. Хоть еще немножечко времени, чтобы улизнуть. Но тварь явно учуяла, что я наконец промариновалась, а значит… Bon Appetit!
Хотелось в обморок грохнуться, чтобы не знать, насколько это больно, когда в тебя вонзаются сотни зубов разом. Вот только провалами в сознании меня жизнь не баловала. В обмороке я ни разу не была и, похоже, возможности попробовать подобное дамское развлечение больше и не представится.
– Нет, нет, – зажмурилась я, молясь всем богам, когда в ту самую секунду раздался пронзительный свист, а за ним и возмущенное шипение.
Я уставилась на нервно дергающуюся всем телом змею.
– Маша! – Бранов подскочил ко мне, ощупывая онемевшие руки-ноги. – Живая?
Живая ли? Сама не знала. Однако если раньше и были некоторые сомнения, что от страха можно концы отдать, то теперь… Да у меня едва сердце в груди не встало!
Вновь свист, а за ним и сияющая, будто угли, полоса пронеслась мимо, угодив в болото. Шипело это нечто в воде, издавая клубы пара, похлеще змеи.
– Еще немного, Маша, – причитал аспирант, размахивая перед собой рукой. – Сейчас найду. Уже чуть-чуть!
Очередная порция света и свиста, и змея зло завизжала, аки сирена. Взметнувшаяся волна окатила нас с аспирантом с головы до ног, а нехило разозленная тварь уже устремилась прочь, готовясь напасть на обидчика, очевидно, куда серьезнее, чем мы.
– Да ладно… – выпучилась я на огромного, плечистого мужчину чуть поодаль. – Да ладно! Да быть такого…
Факельное пламя с лихвой освещало метателя светящихся стрел. Он был огромен и до того мускулист, что сравнение с греческим богом само собой возникло. На плечах у «бога» расположилась львиная шкура.
Правда, образ мужчины то и дело, словно в потоке горячего воздуха, трепетал. Будто бы нас с ним разделяла едва осязаемая стена, похожая на целлофановую пленку.
– Да! Наконец-то!
Аспирант сгреб меня в охапку и бросился вперед, прямиком к той самой чудной полупрозрачной перегородке. Полный ликования Брановский крик заглушил и вопль мужчины в львиной шкуре, и звук падения первой из множества голов болотного чудовища.
Уже знакомое золотистое сияние, и я, снова задыхаясь, вцепилась в Бранова. Секунда, и мы оба вповалку лежим прямо на полу кафедры истории в нашем родном университете.
Аспирант тут же принялся тщательно ощупывать мои руки-ноги.
– Ты не ранена? Ничего не сломано?
Ну и глазищи у него! От волнения они кажутся еще огромнее и чернее.
– Нет, – помотала я головой. – Цела, кажется.
Бранов издал стон облегчения и ободряюще потрепал меня по плечу. Поднялся, тяжело дыша, огляделся. Как и прежде, на кафедре ни души. Убедившись, что свидетелей нет, аспирант протяжно застонал и плюхнулся на стул. Улыбка облегчения поползла по его губам.
Я же, ошеломленно моргая, все продолжала сидеть на полу в луже болотной воды, все еще льющейся с меня в три ручья. Сомнений в том, что сейчас произошло, у меня не было.
– Это что, – тупо уставилась я на «Героев Эллады», чудом возникших в руках аспиранта, – это был он? Это…
Я перевела взгляд на свою книжку, поднятую кем-то с пола и теперь сиротливо лежащую на краешке стола. Обложка была целой. Никаких следов горения.
Да что за чертовщина?
– Что с нами произошло?
Улыбка на губах Бранова медленно угасла, заменившись протяжным вздохом и целым брейк-дансом эмоций на лице: осознание, тревога, злость.
Я поерзала. Раз ответа не последовало, значит, позволю себе задать еще один вопрос.
– Неужели мы с вами только что…?
Я нервно засмеялась. Попыталась подняться, но коленки тряслись, и зад от пола я сумела оторвать, лишь зацепившись за кромку стола. Бранов тоже поднялся.
Нащупав стул, я уселась и снова засмеялась. Нужно прекращать, иначе смех перейдет в неконтролируемую истерику, а там и до слез рукой подать.
– Мы что, в книге побывали? Это был Геракл? Точно. Черт побери! Это же был…
– Встала и вышла вон.
Хохотнув, я уставилась на аспиранта. Шутит? Нет. Какой уж там. Лицо до того серьезное… разве что кирпича не просит.