Медленно, дрожащей рукой, до боли в костяшках сжав проклятую, ненавистную телефонную трубку, он поднес ее к уху.
– Я слушаю?
– Hу, как дела?
Голос был женским, хриплым,
прокуренным, что ли? Дерябка вдруг представил, как стоит рядом с ним, здесь и сейчас, обладательница этого голоса. В плотных шерстяных носках (тапки он, конечно, забыл предложить), старых джинсах, в сером свитере, вот только лицо никак не выходило представить, но это было почему-то совсем неважно. Дерябка почувствовал дрожь в ногах, ноги отказывались держать, и он вдруг понял, почему лицо неважно, и держаться на ногах не хотелось, хотелось рухнуть на пол, провалиться в истерику, выплакаться, излить эту тоску, эту проклятую, бесконечную, ежедневную тоску, выкрикнуть, исторгнуть ее из себя, глотку содрав... Дракончик внутри заворчал предупредительно, а потом резко схватил Дерябку за горло.
– У меня все нормально.
– Hу ладно, давай.
Hа том конце провода повесили трубку.
Довольно засопел дракончик.
Через час Дерябка выскочил из дому. Как сумасшедший
зверь, он метался по ночному городу, пока не нашел какой-то заброшенный двор на окраине. Голыми руками отодрал асфальт, расчистил метр квадратный живой еще земли, хотя какая же это была земля, грязь это была, мерзкая, застоявшаяся грязь, теперь с кровью, руки Дерябка до крови изодрал, дракончик внутри ревел от боли, хватал его за горло, но это было уже неважно. Хотелось только одного - воскресить Ее, услышать Ее снова, уведь не позвонит же больше никогда, значит, надо самому, самому надо...
Так было надо, и Дерябка вырвал из себя кусочек души, с кровью и мясом,дракончик внутри него выл от бессильной злости, потом схватил за горло, стал душить, но надо было во что бы то ни стало посадить росток в землю...
Дерябка отмучился к рассвету. Дракончик внутри него издох чуть раньше.
Дерево, выросшее за ночь, было кривым, неправильным, непонятно какого вида.
Однако же выжило, простояло еще десять лет, пока заброшенный район не снесли начисто, вместе с ним, освобождая место для новостройки.