Жизнь и любовь. Сборник рассказов

Бузни Евгений Николаевич

Чудесная во всех отношениях женщина, раскрывшая нам правду о состоянии Юли, узнав о её дополнительной проблеме с глазами, сказала, что глаза могут подождать, а с сосудами надо решать как можно скорее.

Выписали Юле направление в ту же самую больницу имени Бакулева, чтобы они сами исправили свою же оплошность. Правда, в поликлинике этой больницы сразу раскритиковали заключение по дуплексному сканированию, провели своё сканирование, которое подтвердило предыдущее. Я позвонил Ахмедовичу по мобильному телефону. Он находился тогда в отпуске. Я напомнил о себе и сказал, что мы снова попадаем к нему, и я буду рад встрече с ним. Он в разговоре особой радости не проявил, спросил, откуда у меня его телефон, и

пояснил, что к поликлинике больницы он не имеет отношения, а всё надо решать через поликлинику.

Короче, после всех мытарств с новыми анализами – любой собьётся со счёта, сколько раз Юля их сдавала – положили её опять в кардиологическое отделение. Хорошо, что дочка могла помочь мне ухаживать за мамой. Это было в конце лета. Я ещё находился в летнем отпуске и потому опять проводил все дни в больнице возле Юли. Тут меня все медсёстры и врачи узнавали, весело здоровались: они помнили, что я дарил им книги. А Юля продолжала бороться со всеми неприятностями, с оптимизмом посещая разные кабинеты и стойко перенеся коронаграфию, при которой ей делали укол в ноге, вводили в вену особый раствор и определяли проходимость крови в сосудах. Весьма неприятная процедура. Но при этом опять же подтвердились предыдущие данные о том, что левая сонная артерия заблокирована, а правая тоже забита, но на восемьдесят пять процентов. Что касается области сердца, то поставленный там шунт работает безукоризненно.

Таким образом, оказалось очевидным, что в кардиологии Юле делать нечего. Проблема была с сосудами. Я вообще не понимаю, почему её тогда положили в кардиологическое отделение, когда сразу было ясно, что дело в сосудах. Пациентку выписали, а через три дня положили теперь уже в отделение к Ахмедовичу.

В палате было пять коек и пять больных женщин. Я приходил каждый день и садился возле кровати Юли. Мы ходили с нею по коридору, но немного. Она быстро уставала, но главное – она не чувствовала поддержку врачей. Ахмедович зашёл утром в палату, но к Юле не подошёл вообще. Это её очень расстроило. Она явно падала духом. Только хирург, который ей делал операцию на сердце, при встрече с нею в коридоре, стал расспрашивать о состоянии здоровья, ещё раз подтвердил, что с сердцем у неё всё в порядке, и постарался успокоить по поводу предстоящего стентирования. Он был в курсе того, что принято решение не оперировать заблокированную левую сонную артерию, так как это очень опасная операция, а поставить стент, то есть трубочку, на правую артерию, чтобы увеличить ток крови через неё и тем самым улучшить состояние головного мозга.

– Это даже не называется операцией, – говорил он. – Она напоминает коронаграфию, которую вы уже делали успешно, и осуществляется без общего наркоза, так что всё будете наблюдать, осознанно.

Мы немного успокоились. В понедельник назначили операцию. Обещали начать в двенадцать дня. Я пришёл к одиннадцати утра, но Юлю отвезли ещё в десять. В палате женщин мне делать было нечего, и я начал прохаживаться по коридору в ожидании появления каталки с Юлей. Тут идёт Ахмедович. Поздоровался со мной и настойчиво попросил не ходить беспокойно, а сесть в кресло и ждать. Я понял, что операцией занимается другой врач. Время тянулось медленно. Я садился и опять вставал. Ахмедович, проходя мимо, встретился с радостно улыбающейся пациенткой и представил меня ей, сказав:

– Вот писатель. – И, обращаясь ко мне, попросил меня назвать мою фамилию, которую он забыл.

Я назвал себя, и на том наше общение закончилось.

Привезли в палату другую больную, а Юли всё не было. Наконец, около двух часов дня я увидел каталку с выглядывавшей из-под простыни родной мне головкой Юли. При виде меня на лице её появилась едва заметная улыбка радости. Когда её завезли из коридора и переложили в кровать, я вошёл и, склонившись над ней, поцеловал. Она спросила, долго ли я ждал. Потом сказала, что с трудом вынесла такую процедуру, когда врач исколол ей все ноги и никак не мог попасть в нужный сосуд.

– Но теперь тебе легче? – спросил я.

– Ну, вроде бы, – ответила она уклончиво.

Однако это и понятно. После такого напряжения, кто же сразу почувствует себя лучше. Я вышел из палаты высказать свои слова признательности врачам. В коридоре встретил Ахмедовича. Обратился к нему, но он сразу остановил меня словами:

– Вон ваш спаситель. Говорите с ним, – и он показал на вышедшего из лифта высокого ярко выраженного грузина.

Я пошёл ему навстречу, представился мужем Юли. Он пожал мне руку. От него несло спиртным. Это меня удивило, но я подумал, что, вероятно, врач помыл руки спиртом после операции.

Говорю:

– Мне хотелось бы вас поблагодарить за работу.

На это он чуть не замахал руками, сказав неожиданно, что всё ещё впереди, успею поблагодарить. Я не понял и вопросительно посмотрел на него. Тогда он пояснил, что они поставили стент на позвоночную артерию, которая тоже была забита, из-за чего на сонную артерию ставить стент было опасно. Так что теперь они посмотрят, как будет вести себя этот стент, и потом поставят стент на сонную артерию. Мне вспомнились слова Юли о том, что ей все ноги искололи в поисках нужной артерии. И от врача несло спиртным. Такое совпадение меня насторожило.

Я пошёл в палату к Юле. Она должна была лежать сутки, не поднимаясь, и, главное, не сгибая ноги. А ко всем прочим бедам перед тем, как она пошла в больницу, её стал мучить цистит. Мы даже прогулки по набережной в последние дни сократили до минимального расстояния. Она упоминала об этом врачам в кардиологическом отделении, но те сказали, что это не по их части, это нужно ложиться в урологию. С такой проблемой она и осталась. Я старался исправно исполнять роль сиделки. Только на ночь попросил подежурить нянечку, с которой мы познакомились ещё в прошлое пребывание Юли здесь. При этом она даже от оплаты в этот раз наотрез отказалась, очевидно, помня мою прошлую благодарность.

Подсев к Юле, я сказал ей о нашем разговоре с хирургом. Услышав, что стент поставили не на сонную артерию, а на позвоночную, и что предстоит ещё одна операция, Юля просто мне не поверила.

– Ты не так понял врача, – сказала она. – Этого не может быть.

Но через некоторое время в палату вошёл хирург-грузин и подтвердил сказанное мною.

– Как вы себя чувствуете сейчас? Лучше?

– Немного лучше, – ответила Юля неуверенно.

– Ну, а как же? Иначе не стоило ничего делать, – сказал врач и удалился.

Юля была в шоке. На следующий день ей разрешили ходить. Мы начали было с нею прогулки по коридору, но теперь она быстрее уставала и сразу шла к кровати. С соседками по палате она почти не разговаривала и была очень недовольна, если я отвечал на их вопросы и даже дарил книги.

– Они пристают к тебе и не дают нам с тобой поговорить, – рассердилась она.