Жизнь и приключения чудака
Шрифт:
– А я-то думала, - сказала Настя, - что Смолин не только музыкант, но и вежливый человек.
– Она разжала кулак, и цветы упали на нашу парту.
Я перехватил ее взгляд: глаза у нее были как у побитой собаки. Жалкие, горькие и униженные.
– Подарил, а теперь отказывается!
– выкрикнул девчоночий голос.
– Ну и тип!
– Ничего я не дарил!
– вдруг заорал Сашка, размахивая флейтой.
– Я все деньги на мороженое проедаю!
– А кто же, интересно, подарил?
–
– Откуда я знаю?
– ответил Сашка.
– Может быть, она сама себе подарила.
Все от Сашкиного неожиданного ответа даже язык прикусили. Такой находчивости и изобретательности я от него не ожидал. Вот так "молодец протухший огурец"!
А Настя, точно от удара в спину, втянула голову в плечи, и худенькие лопатки у нее торчали, как сложенные крылья.
У меня вдруг все заплясало перед глазами и гулко забилось сердце: в ушах, в горле, в голове. Я вскочил на парту и, не помня себя, закричал:
– Тихо, тихо, не возводите напраслину на благородного человека! Это не он подарил Насте цветы.
– Теперь все смотрели на меня.
– Это я!
Дальше я не совсем точно помню, что произошло, только я увидел, как Настя встала, подошла к нашей парте, собрала оброненные цветы и сказала:
– Спасибо, Збандуто.
Я хотел ответить что-то вроде "пожалуйста, всегда рад служить прекрасным дамам", но язык у меня присох к горлу, и вместо слов я издал какой-то победный клич и стал бешено и радостно прыгать на парте.
– Эй, ты что, сдурел?
– крикнул Сашка.
– Флейту раздавишь!
Он схватил меня за ногу и дернул, и я грохнулся вниз, больно ударив колено. Я бросился на Сашку, чтобы хорошенько отделать его, и двинул ему кулаком в помидорное лицо, но попал почему-то в воздух. Он громко и победно захохотал.
Правда, он хохотал один во всем классе. Сразу отпала всякая охота с ним драться. У меня твердое правило: лежачего не бить. А Сашка был лежачий, хотя он хохотал и корчил из себя героя.
А тут в дверях появились первоклассники Толя и Генка, и я забыл про Сашку.
– А, ребятишки, привет!
– сказал я.
Я обрадовался им, точно не видел их милые морды тысячу лет, точно они мне были самые близкие и родные, и незаметно для себя очутился вместе с ними в первом классе.
Я только тогда опомнился, когда увидел Наташку. Улыбнулся ей и подмигнул, а потом вспомнил про свои дела-проделки и скис, и нога заболела еще сильнее. Я с трудом оторвал взгляд от Наташки и спросил:
– Ну, как живете-поживаете?
– Хорошо поживаем!
– крикнул Толя.
– На пятерочках катаемся, - подхватил Генка.
– Хвастун ты, Костиков, - перебил я его.
– Вроде меня.
Видно, мое признание их поразило. Да что их - оно меня самого поразило. Теперь осталось преодолеть только бесконечное расстояние от учительского стола до дверей.
Около дверей я остановился, в последний раз посмотрел им в лица, не просто так скользнул взглядом, а заглянул каждому в глаза. Можете мне не верить, но в этот момент я был счастливым человеком. "Как это, - скажете вы, - говорил всем, что эти дети - твои лучшие друзья, и вдруг, расставаясь с ними, оказался счастливым человеком".
А вот так.
В коридоре я увидел Сашку, который явно поджидал меня. Ну что ж, раз так, то пожалуйста, и пошел к нему. Я приближался, и его лицо покрылось мраморной бледностью. В последний момент он не выдержал, повернулся и убежал.
В другой раз я бы его догнал - все-таки лучший друг, а друзья, как известно, в пыли на дороге не валяются, но сегодня я спешил к нашей новой старшей вожатой Вале Чижовой, чтобы рассказать ей все про себя, чтобы поставить последнюю точку. А там пусть со мной делают что хотят, пусть казнят или четвертуют, я все выдержу.
Она меня встретила весело. Она такая рыжая и хохотунья. Я ее давно знал: она из десятого "В". Но когда я закончил свою исповедь, она помрачнела и сказала:
– Что теперь делать с этим первым "А", не знаю. Ведь их через две недели должны принимать в октябрята. А можно ли?
– Если их не примут, - возмутился я, - то кого же тогда принимать?
– Я думаю, тех, кто не списывал контрольные.
Я испугался, что из-за меня их не примут, и сказал:
– Они же маленькие.
– Разумеется.
– Они растерялись. Их запугали: "контрольная, контрольная".
– Может быть, - сказала она.
– А мне их стало жалко. Вот я и поддержал.
– Поддержал, говоришь.
– Она секунду помолчала, а потом сказала: - А я тебя помню, ты выступал в самодеятельности, играл собаку. Здорово лаял. У тебя фамилия еще такая смешная... Скандуто.
– Збандуто, - поправил я ее.
– Извини.
– Ничего, я привык.
– А потом ты потерял хвост, и мы долго смеялись. Я и теперь, когда вижу тебя, вспоминаю тот случай и смеюсь. Ты не обижайся.
– Я не обижаюсь.
– Слушай, а что, если я на свою ответственность тебя прощу?
Я промолчал, хотя мне ее предложение очень понравилось.
– Нет, пожалуй, так нельзя, - сказала она.
– Ты иди, а я подумаю.
А я снова почувствовал себя счастливым и еще отчаянно храбрым. Зашел в первую телефонную будку и позвонил маме.
– Мама, - сказал я, - поздравляю тебя с днем рождения.
– А, это ты, - протянула мама и замолчала.
Было слышно, как там кто-то играл в мяч - в волейбол или баскетбол. У них телефон прямо в спортивном зале.