Жизнь и приключения Светы Хохряковой
Шрифт:
Кончита вздохнула, абсолютно мне не поверив. Я почувствовала, как резко изменилось ее отношение. Я, между прочим, тоже на нее обиделась: во-первых, мне действительно было плохо, а во-вторых, как сумасшедшая, я имела право на снисхождение. Так мы и сидели молча, докуривая сигареты и дуясь друг на друга, пока не подошел Фаробундо.
– Привет, Кончита, не угостишь ли старика хорошим кофе?
Кончита вмиг оживилась, заулыбалась.
– О, Фаро! Какая честь! Вы редкий гость в нашем заведении. Для вас я сделаю самый лучший кофе на свете!
Фаро
– Подворовываешь? – вдруг сказал Фаро, не открывая глаз.
– Очень курить хочется, – объяснила я.
– Хочется курить – купи сигарет. Деньги у тебя есть.
– А где?
– Да здесь, в зале стоит автомат, бросишь три желтые монетки – получишь пачку. Отправляйся.
И я послушно заковыляла в зал. Из кухни уже торопилась Кончита, неся свой «самый лучший в мире» кофе. Я остановила ее и спросила:
– Ты прямо сияешь, кто этот Фаробундо? – Она быстрым шепотом ответила:
– Герой.
Быстро справившись с автоматом, я вернулась к столику. Фаро молча попивал кофе, а Кончита сияющими глазами его разглядывала. Я вытащила из новой пачки сигарету и положила на стол.
– Я тут у тебя сигарету из пачки позаимствовала, а Фаро сказал, что это воровство. Прости. Я действительно забыла, что у меня есть деньги в кармане. Просто я их давно не держала в руках, деньги эти, и совсем от них отвыкла.
Кончита слова не могла произнести от изумления. А Фаробундо окончательно добил ее, заявив, что забирает меня на ночь к себе, чтобы нормально отоспалась и поела.
– Кофе и правда был хорош, – закончил он и выложил на стол монетки. Кончита замахала руками.
– Не обижайте меня, сеньор Фаробундо. Берналь будет счастлив, узнав о вашем посещении.
– Тогда купи себе мороженого. Порадуй старика. Мне будет очень приятно угостить такую красавицу и умницу. – Он щелкнул пальцами, и лицо Кончиты зарделось, она даже прижала ладони к щекам. Видно, редко доставались ей такие комплименты.
У Фаробундо был мотоцикл с прицепом. Я села на сиденье, обхватив водителя сзади. Он предупредил, что дорога неважная. Мне показалось, что это была не дорога, а жестокий аттракцион, я пару раз чуть не вылетела из седла, и как только мотоцикл остановился – меня сразу вырвало. Мне было очень плохо, я с трудом стояла на ногах, а люди и предметы расплывались, как будто от жары плавились. Люди… Я имела в виду Фаробундо и Бабу-ягу, которая сидела каменным изваянием перед потухшим костерком. Я даже подумала, что у меня галлюцинации. Точь-в-точь у нас в театре была такая – седые длинные лохмы выбивались из-под черного платка, лицо темное-темное, а когда она открыла рот, приветствуя Фаро, обнаружилось во рту два зуба – снизу и сверху. Я поняла, что меня сейчас зажарят на костре и съедят. Но ни страха, ни желания сопротивляться такой жуткой перспективе в организме не возникло, ему было по фигу, и он, организм, рухнул, где стоял, и скрючился.
– Больную привез, бабушка Мейра. Надо помочь.
Баба-яга кивнула и что-то сказала. Фаробундо взял организм на руки, поднес к старухе, положил туловище на землю, а голову ей на колени. Старуха тотчас прижала свои костлявые ладони к моей бедной лысой голове и стала поглаживать. Я закрыла глаза, давно меня никто не гладил по голове с такой нежностью. Боль начала проходить, а я почему-то стала почмокивать, как младенец, и вскоре уснула. Спала я, видимо, недолго, проснулась от дикого голода, и мне сразу протянули кружку с горячей, очень жидкой кашей, я невежливо схватила ее и быстро, почти в один глоток выпила. В животе приятно заурчало, и я пришла в себя окончательно.
Старая Мейра сидела на низкой скамеечке перед небольшим костерком и с удовольствием попивала из своей кружки кашицу, Фаробундо был занят тем же, только глядел на меня.
– Ну как? – спросил он, встретив мой взгляд.
– Потрясающе!
– За это вымоешь всю посуду.
– За это я сделаю что угодно.
Мейра, доев свою кашу, протянула пустую кружку мне. Я осталась сидеть рядом с ней, ожидая, когда Фаро закончит трапезу. Он не торопился, потом задумчиво произнес:
– Бабушка Мейра, а не поможешь ли еще одной беде? Пепа сильно ударилась головой и ничего не помнит. Может, ты это исправишь?
Старуха повернулась ко мне и с удивлением спросила:
– Совсем ничего не помнишь?
Мне ничего не оставалось, как ответить:
– Совсем ничего.
Но в голосе моем звучала мольба. Похоже, Мейра ее услышала, усмехнулась и велела положить снова голову на колени. Я повиновалась, трепеща от страха и жгучего интереса. Она погладила меня и вдруг влепила довольно ощутимый подзатыльник.
– Поняла, за что? – прошепелявила старуха.
– Да, – ответила я.
– Ты из очень далекой страны. Я такой страны не знаю. Убежала из-за врагов. У тебя там много сильных врагов. Ты убежала. Потом жила здесь среди воды. Но жила плохо. Тебя обижали, и ты уплыла на плоту, тебе кто-то помогал. Большой камень ударил тебя по голове, но ты выжила. Сейчас побираешься в Лиане.
Мейра закончила монолог, вытащила откуда-то трубку и начала ее раскуривать. Я завороженно смотрела на нее. А Фаробундо, похоже, не удовлетворился полученными сведениями и с досадой сказал:
– Побирается, да все как-то неудачно. Ей бы делами какими заняться. Чем ты там у себя на родине занималась, кем работала?
Мейра посмотрела на меня и объявила:
– Она пела и играла с куклами.
Фаро опять остался недоволен:
– Что значит пела и играла с куклами? Богачка, что ли?
– Нет, бедная, – пыхнула трубкой Мейра.
– Иди мой посуду, – приказал мне Фаро, видимо, чтобы пошептаться со старухой наедине. Я собрала кружки и котелок. – Вон таз и ведро, – подсказал он, и я направилась в указанном направлении и занялась делом.