Жизнь и смерть Бенито Муссолини
Шрифт:
ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ.
НА ЧАШКУ КОФЕ С МУССОЛИНИ
Над этой книгой я работал много лет. Для человека моего поколения, многим из тех, кто родился до Второй мировой войны, одно слово «фашизм» и все, что с ним связано, вызывало и вызывает по меньшей мере неприязнь. Это из разряда эмоций. Слово «фашист» воспринималось как оскорбление, и, думается, вряд ли на протяжении десятилетий многие обитатели Европы, Америки и других континентов пытались уяснить, есть ли вообще разница — а если есть, то какая — между итальянским фашизмом и германским нацизмом; что объединяло и что разъединяло их, в чем проявляется сегодня оставленное ими наследство, надводные и подводные «рифы», пробивающие днища кораблей
Многое история забыла, но не могла оставить незамеченным явление, по поводу которого сложились тома, груды книг, написанных с разных идеологических, социально-экономических позиций, с векторами часто противоположными: враждебными, похвальными, осуждающими, часто впадающих в крайности и тогда легко теряющих чувство всякой меры, объективности, реальности. И это понятно и объяснимо.
Именно такой была и остается тема «диктаторы XX века» и главные величины среди них: Сталин, Гитлер, Муссолини. Они сыграли свою роль в истории Европы и мира; каждый по-своему оставил след, который, уверен, не затеряется в летописи тысячелетий и получит оценку поколений не только XX века, но и последующих столетий.
Центром моих исследований, субъектом и объектом этого повествования избран Бенито Муссолини, его эпоха, его ближайшее окружение, то, что ушло вместе с Муссолини, и то, что осталось и останется надолго, после него и после нас.
Муссолини многолик и сложен. Мы привыкли видеть его напыщенным, надменным, самодовольным. Остались многие фотографии, километры пленки кинохроник, картины, рисунки, бронзовые, гипсовые, выбитые в камне, в базальте и мраморе скульптуры дуче. Стелы в Риме с надписью на них: «Дуче. Муссолини»; целые проспекты и улицы в Милане, Неаполе, Турине, особый архитектурный стиль, дома во Флоренции, Риме, Палермо, Бари, Болонье, где бывал Бенито Муссолини, помещения театров «Ла Скала», «Сан-Карло», «Фениче», где выступал фашистский лидер, основоположник диктаторского фашистского режима в Италии.
Слово «основоположник» означает в нашем представлении что-то положительное, основополагающее, готовое жить в светлом будущем. Так было с марксизмом-ленинизмом и многими другими «измами». Но никому не приходила мысль искать и определить основоположника фашизма. К фашизму применительны любые слова с негативным значением, но только не «основоположник». Но таковой, хотим мы того или нет, объективно был. Бенито Муссолини.
Только, пожалуй, к шестидесяти годам Муссолини постиг мудрость шекспировских слов: люди должны терпеливо ожидать своего естественного ухода из этого мира, так же, как состоялся их приход. И в этом — еще не мудрость, а только проявление зрелости.
Муссолини обладал своим мнением по любому поводу. Право на собственное мнение дуче хотел бы тоже узурпировать и навязать его всем окружающим. Но, по мнению супруги Ракеле и старшей дочери Эдды, в одном он был прав: высказываемая точка зрения должна быть компетентной и аргументированной, а иначе надо уметь воздерживаться и ее не высказывать. Хотя за человеком закреплено право на суждение, на его высказывания на бумаге или вслух (по радио или в широком кругу людей), но может быть опасным. И даже более опасным, чем человек предполагает. А в остальном, как Цицерон, Муссолини любил повторять: «Помню все, даже то, что не хочу помнить, и хочу забыть то, что никак не могу забыть». Муссолини умел помнить, говорить, убеждать, увлекать…
Италия эпохи революционно-демократической, эпохи Рисорджименто — борьбы за объединение в государственном плане — в сравнительно короткий исторический период (примерно за сорок лет) превратилась в Италию, угнетающую другие народы, грабящую соседние Турцию и Австрию, захватывающую земли в Африке, аннексирующую Албанию, превратившуюся в реакционную, грубо националистическую, империалистическую Италию. Так считали марксисты-ленинцы и во многом были правы. Крупные итальянские историки (Дж. Вольпе в книге «Итальянский народ между миром и войной 1914–1915 гг.», вышедшей в Милане в 1940 году) настаивали на концепции, из которой следовало, будто бы фашистский режим стал прямым наследником Рисорджименто. Он преодолел кризисные послевоенные трудности 20-х годов, с которыми никогда не смог бы справиться слабый либеральный государственный аппарат, предшествовавший переходу власти в руки фашистов и лично Муссолини.
Весьма убедительно звучала и другая теория, главный тезис которой состоял в том, что приходу фашизма в условиях Италии способствовали сама Первая мировая война, отсутствие сильной руки, слабость экономики, эклектика во взглядах, анархия, царившие на Апеннинах, разгул мелкого бандитизма. Сама обстановка требовала восстановления порядка и дисциплины, хозяйственной стабилизации и прогресса, восстановления и развития экономики, завоевания новых рынков. И наконец, еще одна, на мой взгляд самая справедливая концепция, вобравшая в себя «рациональные зерна» из всех предыдущих теорий и концепций. Она квалифицирует приход фашистов к власти в Италии как постепенно подготовленный государственный переворот. Это был путч, действовавший как мина с мощным зарядом, мина, разорвавшаяся в точный исторический момент. В период, выбранный с мая 1915 года по октябрь 1922 года, фашистский комплот окончательно разрушил непрочные институты либералов и псевдодемократов. И на благоприятной почве солнечных Апеннин поднялось бетонированное, ощетинившееся штыками и пушками здание фашизма — жандарм, инициатор будущих экспансий по самым разным направлениям и в различных сферах жизни.
Я полностью согласен с теми, кто считает, что в период двадцатилетней фашистской диктатуры подлинную историю фашизма, жизнеописания Муссолини, Италии в целом нельзя было написать, живя на территории Италии, где была ликвидирована свобода мысли и главное ее выражение — свобода слова. Свобода растворялась в «фашистском пространстве относительности», становилась свободой только для тех, кто следовал в фарватере Муссолини, иерархов фашизма. О каком объективном написании истории «двадцатилетия» — с 1922 по 1945 год — могла идти речь?
Кто повлиял на формирование характера, утверждение политического кредо и духовного склада Бенито Муссолини? На этот вопрос он обычно любил отвечать сам: «Когда мне было двадцать лет, меня приводил в восхищение Ницше, он-то и укрепил антидемократические элементы моей натуры. Прагматизм Уильяма Джемса мне также очень помог в моей политической карьере. Он дал мне понять, что тот или иной человеческий поступок должен оцениваться скорее по своим результатам, чем на основании доктринальной базы. У Джемса я научился той вере в действие, той пылкой воле к жизни и борьбе, которой фашизм обязан значительной долей своих успехов… Но более всего я обязан Жоржу Сорелю; этот учитель синдикализма своими жесткими теориями о революционной тактике способствовал самым решительным образом выработке дисциплины, энергии и мощи фашистских когорт».
Что это? Рисовка, самолюбование, экстаз, вспышка, всплеск ораторского мастерства? Нет. Всего понемногу. Это был, пожалуй, синтез политического мышления раннего Муссолини. Так сказал сам Муссолини уже в зрелые годы. Возьмем и мы это мнение за «основу».
Муссолини любил повторять: «Я слушаю голос моей крови. Когда я доверяюсь моему инстинктивному сознанию или чувству, я никогда не ошибаюсь». Впрочем, ошибок Муссолини допускал действительно немного. Но все они были для него роковыми, и он всегда, следуя инстинкту, упорно шел к своему трагическому концу. Это была линия судьбы Муссолини — человека, политика, лидера фашизма.