Жизнь и смерть генерала Корнилова
Шрифт:
Коней стреножили, на морды натянули мешки с кормом — зерновой смесью. Спали на кошме, все втроём, тесно прижавшись друг к другу, прислушиваясь к звукам ночи, засекая их, фильтруя, старясь во сне определить, насколько опасны они.
Под утро, часов в пять, в ознобно подрагивающей темноте раздался грохот. Корнилов вскочил с кошмы — показалось, что под ним задрожала от боли земля, — сунул руку в карман халата, выдёргивая пистолет. Предрассветный сон всегда бывает сладким, освежающим, на сей раз капитан заснул глубоко, внезапное пробуждение вызвало в нём досаду — уж слишком хороший сон он видел, стряхнуть его с себя удалось не сразу, стоя на коленях, он обеспокоенно вытянул голову:
— Что это было?
— Камнепад в соседнем ущелье,
— Я думал, что лавина накатилась прямо на нас — такой стоял грохот...
— На рассвете все звуки бывают хорошо слышны. — Керим сполз с кошмы, сгрёб в кучу ветки арчи, валявшиеся у костра, ловко подпалил их.
Слабенький огонь высветил сырые скалы. Лошади, сбившиеся в пугливую кучку, жались к людям.
— Опять барс? — спросил Корнилов.
— Он. На старости лет совсем голову потерял, — пожаловался Керим, — либо чутьё ему отказало. Даже запаха горелого пороха не ощущает.
Любой зверь в здешних краях никогда не станет нападать на человека, даже рычать на него не станет, если почувствует, что у того есть оружие. Запах горелого ствола чуткий зверь ощущает за добрые пару километров... Если же обоняние отказало ему, если зверь сделался немощен, стар, то в таком случае он может полезть на кого угодно. Даже на роту солдат, вооружённых трёхлинейками — самыми современными, очень убойными винтовками русской армии.
Корнилов поднялся, подошёл к лошадям, подсыпал им в мешки корма.
— Подниматься ещё рано, господин, — заметил Керим. — Спите, время ещё есть.
Сна не было. И вряд ли теперь будет — уснуть не удастся. Корнилов спустился к речке, подцепил ладонью немного студёной воды, плеснул в глаза, растёр. От секущей ледяной стыни, которой была напитана вода, заломило не только пальцы, обожгло и начало ломить глаза, сердце гулко забилось в висках.
— Спать больше не хочу, — запоздало отозвался он на слова Керима. — Всё, хватит.
— До рассвета ещё далеко, господин.
— Сколько? Часа два? Три?
— Пару часов точно будет.
— Спасибо за костёр, — поблагодарил Корнилов. — У пламени всегда приятно посидеть, поразмышлять, записать что-нибудь важное. — Он достал из кармана халата блокнот с карандашом. — Мысли обладают способностью исчезать и не возвращаться. Надо успевать их записывать.
— Как считаете нужным, господин, так и поступайте. — Керим вежливо поклонился.
Однако записи в блокноте должны иметь совершенно невинный вид, чтобы по ним нельзя было о чём-либо догадаться и воспринималось из них только то, что находится на поверхности. Тут простор для фантазии необозримый — и Корнилов дал себе волю: описал здешний закат и старые, похожие на отболевшие чирьи горы, чистоту речной воды и полёт стервятников в небе, а в эти невинные строки включил ключевые слова, из которых можно было почерпнуть все основные сведения о крепости Дейдади.
Расшифровку же записей он произведёт дома и положит на стол генерал-майору Ионову. Трепетный служака Михаил Ефремович здорово обрадуется им. Правда, от генерала может последовать нахлобучка за то, что Корнилов скрыл от его превосходительства цель, ради которой взял десятидневный отпуск.
Впрочем, у Михаила Ефремовича тоже был авантюрный нрав, он любил рисковать. И делал это со вкусом.
В здешних местах, на границе с Китаем, до которой рукой подать, а именно в Кашгарии, есть оспариваемые земли — в частности, на Бозай-Гумбаз положили глаз и англичане, и русские. Те и другие облизываются, разглядывая в бинокли лакомые пейзажи. Но до Англии отсюда далеко, а Россия рядом, в границу можно упереться пальцем, поэтому русские военные при виде англичан тяжелели взглядами и норовили сделать при случае так, чтобы всякий такой курёнок с павлиньим хвостом знал свой насест и не отбегал от него далеко.
Восемь лет назад Ионов, будучи в чине полковника, совершил поход в Бозай-Гумбаз. Отряд у него был хоть и небольшой, но боевой: казаки — отчаянные, в сапогах со стёсанными каблуками проворно, будто тараканы, лазили по отвесным стенкам; лошади — зубастые, они могли запросто перекусить глотку снежному барсу. Ионов быстро, на одном дыхании прочесал Бозай-Гумбаз из одного угла в другой и на обратном пути неожиданно обнаружил за собой слежку.
Следил за ним английский лейтенант Дейвисон, объявившийся в Бозай-Гумбазе сразу же после появления здесь Ионова с его людьми. Отряд у Дейвисона хоть и был немалый, но уступал отряду Ионова. Таких зубастых лошадей, как у ионовских казаков, у Дейвисона, во всяком случае, не было, да и солдаты у него другие: когда у британцев вспучивало живот и они бежали в кусты, чтобы избавиться от содержимого, то без гигиенических подтирушек обходиться не могли.
На этом Ионов и подловил лейтенанта: когда тот, велев отряду ехать дальше, забрёл за камень по нужде, два казака из ионовской команды навалились на лейтенанта. Задницу лейтенанту подтёрли его же собственным нарядным шарфом, застегнули штаны и, словно куль, бросили на коня. Отряд британцев, оставшись без командира, долго потом не мог понять, куда же делся шеф — он будто провалился сквозь землю. Содержимое ого желудка осталось на земле — вон оно, дымится за камнем, а автора нет.
Незадачливый лейтенант, который к тому же оказался связником известного английского путешественника и разведчика капитана Френсиса Янгхазбанда, был доставлен в Маргелан, где его лично допросил губернатор Ферганы.
После допроса обмишурившийся лейтенант был выслан из Туркестана.
Скандал разразился громкий, командующий английской армией в Индии генерал Робертс [3] подписал приказ о подготовке к войне с Россией, развесил его на заборах и велел горнистам трубить сбор — генерал привёл свои войска в боевую готовность, что само по себе уже было неприятно.
Лондон заявил Санкт-Петербургу протест по поводу «памирского инциндента»; Певческий мост, где располагалось Министерство иностранных дел России, не замедлил прогнуться «в спине» и заверил официальный Лондон, что русские войска из Бозай-Гумбаза выведены (это небольшой отряд-то, пятьдесят человек, которых не то чтобы войсками — даже эскадроном звать было зазорно), а русский полковник Ионов за превышение своих полномочий наказан.
3
Робертс Фредерик (Frederick Sleigh Roberts) лорд Кандагар и Уотерфор (1832-1914) — английский фельдмаршал. Главнокомандующим английских войск в Индии назначен в 1885 г. С декабря 1899 г. Робертс возглавил английские войска в Южной Африке, а сентябре 1900 г. объявил об успешном окончании войны Англии с бурами. Радикальная печать обвиняла его в «бесцельных жестокостях», в том, что его действия «возбуждали ненависть к Англии». В 1901 г. Робертс назначен главнокомандующим великобританских войск, в 1904 г. он оставил эту должность.
Так англичанам и было отписано. Чёрным по белому.
Певческий мост был готов срубить храброму полковнику голову и отчитаться в этом перед господами с берегов Темзы, но Михаила Ефремовича принял император Александр Третий, после беседы подарил ему свой перстень и произвёл в генерал-майоры. Конторщики с Певческого моста по этому поводу лишь дружно икнули, изобразив на лицах отсутствующие выражения: это дело их, мол, не касается.
Так что Ионову хорошо известно, как без разрешения властей надо ходить за кордон. Кстати, англичане под дипломатический шумок организовали две экспедиции в Хунзу и Нагар, на которые Россия также много лет поглядывала с неослабеваемым интересом, но попыток забраться туда не сделала ни одной. Англичане же на все условности наплевали...