Жизнь Кости Жмуркина, или Гений злонравной любви (др. изд.)
Шрифт:
– Привет, Илона, – сказала Аурика. – Ешь себе спокойно. Мы тебе не будем мешать.
– Разве коровы и ночью едят? – удивился Костя.
– Они почти всегда едят, разве ты не знал? На пастбище корова не ест, а просто щиплет траву. Как косилка. В брюхе у нее что-то вроде бункера. А потом она эту траву отрыгивает и спокойно жует… Вот тут лестница, лезь наверх.
Подталкиваемый Аурикой в спину, Костя нащупал хлипкую приставную лестницу и вскарабкался на сеновал, забитый свежайшим, терпко пахнущим сеном.
– Нравится тебе здесь? – поинтересовалась
– Очень!
– Я тут иногда ночую. Когда повздорю с папочкой.
– Обижает он тебя?
– Нет, учит жизни. Уж лучше бы просто обижал.
Передвигаться по сеновалу можно было только ползком, и Костя, нащупав домотканую подстилку, прилег. Аурика устроилась рядом, судя по дыханию, лицом к нему.
Замирая от волнения, он протянул руку и коснулся ее тела как раз в том месте, где между джинсами и кофточкой оставалась полоска голого тела. Кожа у Аурики была прохладной и нежной, как самый лучший атлас. Ничего более приятного Костя в своей жизни еще не осязал. Грех было трогать такую кожу грубыми пальцами, больше привыкшими к стакану, вилке, перу и даже пистолету, то есть вещам совершенно неромантичным, и он, чуть наклонившись, осторожно поцеловал ее в живот.
– Ой, щекотно! – воскликнула она. – Ты хоть брился сегодня?
– Утром брился. Но щетина – единственная часть моего организма, которая ведет себя точно так же, как и двадцать лет назад.
Его губы странствовали по ее телу, пока не добрались наконец до жестких чашечек лифчика. Костя уже подзабыл, как следует правильно сражаться с этим предметом дамского туалета, и тщетно шарил у Аурики между лопаток.
– Господи, какой ты неловкий, – сказала она и сунула руку под кофточку.
Тихо щелкнула застежка, и прямо в лицо Косте ткнулось что-то округлое, упругое и ароматное, как апельсин. От восторга и нежности он даже застонал.
– Чур, не кусаться. – Она погладила его по голове.
Было по-прежнему темно, и Костя мог ощущать ее тело только осязанием и обонянием. Однако он мог поклясться самой страшной клятвой, что другого такого чуда нельзя было найти на тысячу километров в окружности, включая такие общепризнанные рынки женской красоты, как Париж, Амстердам, Гамбург, Стамбул, Иваново, Тбилиси и Жмеринка.
От выпитого вина и густого запаха трав, от счастья ласкать такую девушку у Кости закружилась голова. Если бы человек мог чудесным образом останавливать время, то он выбрал бы именно это мгновение.
Внизу сонно промычала корова, и, словно вторя ей, вздохнула Аурика.
– Как я посмотрю, на тебя удержу нет, – сказала она почти печально. – А я-то, глупая, надеялась поболтать с настоящим писателем о Пушкине и Овидии… Теперь слушай меня внимательно. Сейчас я разденусь. Для взаимного, так сказать, удобства. Можешь ласкать меня, можешь целовать…
– Везде целовать? – немедленно уточнил Костя.
– Везде, – снова вздохнула она. – Но не больше. Конечно, если ты вдруг набросишься на меня, как дикий зверь, я не смогу оказать сопротивление.
Глава 10
Ночной дозор
Едва только сквозь щелистую крышу хлева стал пробиваться первый свет раннего утра, как Аурика стала тормошить Костю:
– Собирайся. У нас тут рано встают. Еще напорешься на кого-нибудь…
Одеваться она не стала, а только завернулась в то самое домотканое одеяло, которое до этого служило им ложем.
Корова провожала их сдержанным фырканьем, мыши – писком. Где-то поблизости исступленно орали петухи. Туман лежал плотным слоем, как дымовая завеса, на метр-полтора не достигая земли. Трава от росы казалась седой.
Откуда-то появился Шандор, огромная, похожая на белого медведя кавказская овчарка. Сначала он с подозрением глянул на Костю, а потом – с упреком – на хозяйку.
– Возьми велосипед, – ежась от утренней свежести, сказала Аурика. – Поедешь по тропинке и никуда не сворачивай, пока не доберешься до шоссе. А уж там ориентируйся на дорожные указатели. До города отсюда час езды, не больше… Если, конечно, цепь выдержит…
– Куда я его потом дену? – спросил Костя, с сомнением рассматривая видавший виды дамский велосипед.
– Никуда. На нем ты потом вернешься назад. Сегодня моя очередь пасти коров. Я буду там, у реки, – высвободив из-под одеяла одну руку, она указала в ту сторону, откуда тянуло промозглой сыростью и пахло тиной. – Приедешь?
– Ты еще сомневаешься…
– Мужчины странные существа. Иногда всякие скучные дела бывают для них дороже любви.
– У меня сейчас только одно дело – ты.
– Хотелось бы надеяться… – Качнувшись вперед, она чмокнула Костю в губы, и за всю ночь это был ее первый самостоятельный поцелуй.
Он хотел ответить тем же, но Аурика удержала его. Несмотря на юные годы, она была последовательницей Екклесиаста, учившего, что есть время обнимать и есть время уклоняться от объятий.
– На шоссе тебя могут остановить, – сказала она. – И даже не один раз. Не спорь, не пытайся сбежать, а сразу предъявляй паспорт. Есть он у тебя?
– Есть, – Костя машинально похлопал себя по нагрудному карману.
– Упирай на то, что ты участник этого… как его…
– Конгресса прогрессивных писателей.
– Вот именно. Неплохо будет, если ты скажешь, что все вы являетесь личными гостями президента. Теперь иди… Нет, подожди! Выпей на дорожку. – Босой ногой, на которой Костя перецеловал все пальчики, она указала на кувшин с вином, который ночью они забыли под стеной хлева.
– Пусть остается. – Второй раз за неполные сутки Костя отказывался от посошка. – Выпьем вместе, когда я вернусь. Только учти, пастух из меня неважный.
– Я тебя беру не пастухом, а только подпаском… Ну иди же! А то мы так никогда не разойдемся…