Жизнь Людовика XIV
Шрифт:
При втором моем посещении этой тюрьмы я сказал моим товарищам: «Господа, арестант этими гравюрами указывает на свое происхождение и причину своего заключения… Это, должно быть, принц, у которого жестокость и сила отняли корону, и он проливает бесконечные слезы».
Мое объяснение показалось моим товарищам довольно натуральным, и поскольку мы не считали себя сведущими в литературе и истории, то на сем и остановились. После того мне случилось читать различные сочинения по сему предмету и последним был Ваш фельетон, и я, как и многие, убежден, что этот несчастный арестант был старшим братом Луи XIV…»
ГЛАВА XLVIII. 1704 — 1709
Восшествие Филиппа V на испанский престол стало одной из тех великих катастроф, которые резко нарушают равновесие в целой части света. На глазах Европы Луи XIV замышлял то, что не удалось Карлу, то есть основать всемирную монархию, о которой мечтал Александр Македонский на востоке Европы, Карл Великий — на ее Западе и которая была почти осуществлена римским императором Августом. Особенно всех устрашало то, что соединение Франции с Испанией, совершившееся по словам Луи XIV «уничтожением Пиренеев», давало ему все средства для достижения этой цели.
Когда Карл V хотел наказать возмутившихся против него жителей Рента или собрать сейм в Кельне, он должен был просить у своего врага Франсуа I позволения проехать через его владения или вверить себя капризам Средиземного моря, которое присовокупляло к числу врагов и бури, одна из которых победила уже императора у берегов Алжира. А Луи XIV, имея Испанию союзницей, даже подданной, становился непосредственным соседом Германии и Голландии, Африки и Италии, овладевал даже королевством обеих Америк. Именно поэтому Вильгельм III постарался перед смертью создать направленный против Луи XIV Великий союз. Непосредственной целью этой лиги было назначение на испанский престол сына императора, эрцгерцога Карла или, по крайней мере, проведение вокруг Франции и Испании черты, которую честолюбие этих двух королевств не смогло бы перешагнуть.
И Голландия — небольшая купеческая республика, 30 лет тому назад чуть не покоренная юным Луи XIV — взялась менее чем в два месяца выставить против Франции 102 000 человек в поле и в гарнизонах. Со своей стороны Англия обещала 40 000 солдат, не считая морских экипажей, и в отличие от некоторых королей, предпочитающих не исполнять своих обещаний, ко второму году войны выставила 50 000, а к ее концу только солдат — 200 000. Император, для которого успех союза был наиболее выгоден, обязывался поставить под ружье не менее 90 000. На стороне Франции выступила Португалия, собственные интересы которой противопоставляли ее Испании; к Франции присоединился и герцог Савойский, поднявший свой пенсион с 50 000 экю в месяц до 200 000 франков и требовавший Монферрат, Мантую и часть герцогства Миланского; наконец, шведский король Карл XII, которому царь Петр доставлял так много забот и славы, не имел времени посмотреть на то, что делалось во Франции. Кроме этих трех союзников Францию поддерживал считавшийся слабейшим, но оказавшийся самым надежным, Максимилиан Эммануил Баварский, при Карле II состоявший губернатором в Нидерландах и признавший сюзереном Филиппа V.
Во время приготовлений к войне два события потрясли Версаль: его королевское высочество дофин чуть было не умер, а его высочество герцог Орлеанский скончался на самом деле. 19 марта 1704 года, накануне Вербного воскресенья, король находился в Марли; во время вечерней молитвы он вдруг услышал крики: «Помогите!» — и к опасно заболевшему дофину зовут медиков Фагона и Феликса. Проведя день в Медоне, где он имел легкий обед, дофин приехал в Марли поужинать с королем, и, будучи как и все особы
Луи XIV немедленно сошел к дофину, которого, пытаясь привести в чувство, таскали полунагого по комнате. Припадок был так силен, что дофин не узнавал своего отца и никого из присутствующих, сохраняя силы только для сопротивления лейб-хирургу, который намеревался пустить больному кровь, и, несмотря на его сопротивление, сумел сделать это с ловкостью, всех даже напугавшей. Как только кровь начала течь, его высочество пришел в себя и потребовал духовника, за которым король успел уже послать. Во время исповеди Фагон и Феликс ухитрились дать дофину сильное рвотное, что вместе с кровопусканием оказало полезное действие, и вскоре дофин оказался вне опасности. Король, даже проливший слезы, отправился спать, распорядившись разбудить себя, если припадок повторится. К 5 часам утра дофин заснул, а на другой день был здоров, словно с ним ничего не случилось.
Однако по Парижу мгновенно разнеслась весть, что дофин скончался. Надо сказать, что парижане любили принца за простоту, за ласковость по отношению к народу и частые посещения им публичных собраний. За крайним испугом последовала великая, всеобщая радость, когда опасность миновала. Особенную признательность изъявили торговки, которые отрядили из своей компании четырех женщин, дабы узнать о состоянии здоровья его высочества. Принц велел немедленно впустить торговок к себе, а одна из них в порыве энтузиазма даже бросилась на шею к его высочеству и расцеловала в обе щеки; прочие проявили большую почтительность и ограничились целованием руки. По окончании аудиенции Бонтан получил распоряжение провести депутаток по дворцу и угостить обедом, а по уходе из Марли торговки получили один кошелек от его высочества и другой — от самого короля. Такая сугубая щедрость тронула торговок до такой степени, что в ближайшее воскресенье они отслужили благодарственный молебен в церкви св. Евстафия.
Герцог Орлеанский был не столь счастлив, как его племянник, и умер от почти такого же припадка 8 июня. С некоторого времени герцога очень беспокоили семейные дрязги и его собственный духовник. Этот духовник, иезуит отец дю Треву родом из Бретани, происходил из благородного дома и против обыкновения священников при высоких особах был весьма строг. Дю Треву начал с того, что удалил от герцога всех его любимцев, которые принесли герцогу столько неприятностей, но с которыми он никак не мог расстаться. Стараясь обратить мысли своего подопечного к Богу, духовник беспрестанно напоминал ему о том, что он уже стар, что расслаблен распутством, что при своей полноте он, по всей вероятности, умрет от апоплексического удара. Эти речи жестоко звучали для принца, сладострастнее которого не было со времен Анри III и более привязанного к жизни со времен Луи XI! Герцог пытался противостоять угрозам отца дю Треву, но тот решительно объявил, что не желает погибнуть вместе со своим высокородным духовным сыном, и если его высочество не позволит ему свободно высказывать свое мнение, то пусть ищет себе другого духовника. Однако это стало бы слишком тяжелым делом для герцога, имевшего, по-видимому, множество грехов, и он вооружился терпением, не решаясь расстаться с отцом дю Треву.
С некоторого времени герцог Орлеанский пришел в разлад с королем, причиной чего явилось дурное поведение герцога Шартрского. Герцог Шартрский женился на принцессе де Блуа, дочери короля и г-жи де Монтеспан, что несколько всех изумило, поскольку как племянник Луи XIV и внук Луи XIII он стоял много выше принцев крови. Пожалуй, только влияние Луи XIV могло побудить герцога к этому браку. Что же касается герцогини, второй жены его высочества, принцессы Баварской, гордившейся своим происхождением от 32 поколений, на которых не лежало ни одного темного пятна, то она дала пощечину своему сыну, когда он пришел известить ее о скором совершении своего брака.