Жизнь Марианны, или Приключения графини де ***
Шрифт:
— Хорошо, сударыня,— ответила я.— Вы сказали, монсеньор, что вышлете меня из Парижа и даже куда-то далеко, если я откажусь выйти замуж за этого молодого человека,— промолвила я, обращаясь к министру.— В вашей власти это сделать, но я хочу сказать вам кое-что, для того чтобы не тревожились родственники господина де Вальвиля, опасающиеся, как бы мы с ним не поженились, этого никогда не будет, ручаюсь за это, даю в этом слово, а моему слову можно верить. Если я не постаралась успокоить их еще до прихода госпожи де Миран, извините меня, пожалуйста, монсеньор, я не решилась это сделать, так как считала невозможным, непорядочным отказаться от господина де Вальвиля, когда меня угрозами принуждали к этому; я подумала, что будет подлостью и неблагодарностью с моей стороны проявить так мало мужества в данном
Я закончила свою речь потоком слез. Вальвиль, весь бледный, подавленный, казалось, был близок к обмороку; а госпожа де Миран, по-видимому, хотела что-то сказать, но министр опередил ее и, повернувшись к родственникам, спросил:
— Милостивые государыни, можете вы дать какой-нибудь ответ на то, что мы сейчас услышали? Я не могу ничего сказать и заявляю вам, что больше не стану вмешиваться в это дело. Что, по вашему мнению, мы должны пресечь? Уважение, которое госпожа де Миран питает к добродетели и которое, несомненно, питаем к ней и все мы? Разве можем мы помешать тому, чтобы добродетель была любезна сердцу человеческому? Вы, разумеется, не думаете этого, и я так не думаю, а посему властям тут нечего делать.
Взглянув на молочного брата своей супруги, он добавил:
— Оставьте нас, Вийо! — И повернулся к госпоже де Миран.— Сударыня, возвращаю вам вашу дочь со всеми полномочиями вашей власти над нею. Вы заменили ей мать, лучшей матери она не могла бы найти, да она и заслуживает ваших материнских чувств. Прощайте, мадемуазель, забудьте все, что здесь произошло, как будто ничего этого и не было, и утешьтесь в том, что вы не знаете, кто вы такая. Благородное ваше происхождение не доказано, но благородство вашего сердца бесспорно, и если бы пришлось выбирать, я бы его предпочел знатности.
Сказав это, он хотел удалиться, но его остановил мой восторженный, справедливый порыв.
Я бросилась к его ногам, и внезапное это движение было более красноречиво и выразительно, чем все слова, которые я могла бы, но не в силах была сказать, чтобы поблагодарить министра за приговор, исполненный доброты и добродетели, вынесенный им в мою пользу по собственному его почину.
Он тотчас поднял меня, и весь вид его свидетельствовал, что мой поступок приятно удивил и растрогал его; я заметила, что и все собравшиеся были растроганы.
— Встаньте, прелестное дитя,— сказал министр,— вы ничем мне не обязаны, я лишь воздал вам должное.— И, обратившись к остальным, он добавил: — Она добьется того, что мы все влюбимся в нее, ничего с ней не поделаешь. Увезите ее, сударыня (так он сказал матушке). Увезите ее и хорошенько следите за сыном, если он ее любит,— при таких достоинствах, какими обладает эта девочка, я за него не ручаюсь, да и ни за кого не поручусь. Поступайте как хотите, это ваше дело.
— Ну, разумеется,— тотчас добавила его супруга.— Хоть сегодня здесь и причинили неприятности госпоже де Миран, но это не по моей вине. Не от меня зависело избавить ее от них.
— Ну уж, если дело так повернулось,— поднявшись с кресла, заговорила злобная родственница,— то думаю, что нам всем остается только приветствовать нашу будущую кузину. Заранее обнимайте ее, не ошибетесь! Но уж мне-то позвольте уклониться от этого, несмотря на бесподобное благородство ее сердца. Я не отличаюсь чрезмерной чувствительностью к романтическим добродетелям. Прощайте, юная авантюристка. Пока еще вы просто девица из знатного рода, как вас уверяют, но вы на этом, конечно, не остановитесь, хорошо, если в ближайшие же дни вы не окажетесь принцессой.
Я ничего не стала отвечать ей, а подошла к матушке и тоже хотела обнять ее колени, но она не дозволила мне броситься к ее ногам; тогда я взяла ее за руку и поцеловала эту добрую руку, проливая на нее слезы радости.
Свирепая родственница в гневе вышла из комнаты, сказав по дороге двум дамам:
— А вы разве не едете?
Тогда и они встали, но скорее в угоду ей, чем по вражде ко мне; видно было, что они не одобряют ее злопыхательства и идут за ней из опасения ее рассердить. Одна из двух дам даже сказала вполголоса госпоже де Миран:
— Она нас привезла и не простит нам, если мы останемся.
Вальвиль, у которого отлегло от сердца, уже смотрел на нее с насмешливой улыбкой, мстя таким образом за ее неудавшийся заговор.
— Карета ждет вас, сударыня? — спросил он ее.— А то, если угодно, мы можем подвезти вас.
— Оставьте меня в покое,— прошипела она.— Смотреть противно, как вы довольны.
Затем она сделала реверанс госпоже де... и, даже не взглянув на матушку, хотя та поклонилась ей, ушла, захватив с собою двух дам, о коих я говорила.
Тотчас все оставшиеся собрались вокруг меня, и не было среди них никого, кто не сказал бы мне что-либо приятное.
— Боже мой, как я себя корю за то, что была замешана в этой интриге! — сказала матушке госпожа де ... — И как я сержусь на этих особ, что они втянули меня в заговор. Мы очень, очень виноваты, не правда ли, сударыня?
— Ах, господи! Лучше и не говорите, нам так стыдно! — отвечали они.— Мадемуазель очень мила! У нас в Париже и не найдешь таких очаровательных девиц!
— А может быть, и столь достойных уважения? — добавила госпожа де ... — Не могу вам передать, как я волновалась, слушая весь этот разговор. Я очень довольна мужем! Да, очень довольна, право, меня еще никогда так не радовали его решения. То, что он сейчас сказал, чудо как справедливо!
— Будь на его месте какой-нибудь другой судья, признаюсь, у меня сердце колотилось бы,— сказал, в свою очередь, тот молодой кавалер, которого я видела в передней, он все еще был тут,— но поскольку дело взял в свои руки господин де ... я ни минуты не сомневался в благополучном исходе.
— А мне бы следовало просить у него прощения — я ведь испугался за мадемуазель Марианну,— сказал тогда Вальвиль, который до этой минуты выслушивал всех с видом скромным и говорившим о внутренней удовлетворенности.