Жизнь на Самоа
Шрифт:
На вчерашнюю вечернюю прогулку нас насильно вызвала из дома своим зычным голосом древесная лягушка. Она скрывалась в листве дерева близ веранды, издавая звук работающей пилы, только в пятьдесят раз громче. Я боялась, что у меня лопнут барабанные перепонки.
Пришлось прервать запись, чтобы показать Паулю, как делается прочный неподвижный узел. Прошлый раз, когда к нам приезжал мистер Мурс, он застал свою лошадь, которую привязывал Пауль, полузадушенной, так как петля захлестнулась вокруг шеи. Я только что обвязала ногу одного из петухов правильным узлом и надеюсь, что следующей лошади, попавшей в руки Пауля, придется не так плохо.
Но вернусь к древесной лягушке. Каков же был наш ужас, когда, сев ужинать, мы услышали верещание второго экземпляра прямо над нашими головами, откуда-то из-под карниза дома. Льюис поднялся и начал тыкать вверх палкой, в то время как я, стоя на столе, старалась достать ее половой щеткой. Через некоторое время лягушка снова завела
Прошел сильный ливень с грозой. Ночью дождь падал с таким шумом, что мы не слышали друг друга, и казалось, дом вот-вот развалится под грузом обрушивающейся сверху воды. Среди ночи Льюис поднялся, зажег свет и сел писать стихи. Я тревожилась за судьбу нашей подросшей кукурузы, которую дождь мог поломать и совсем уничтожить. Стихи вышли неплохие, а кукуруза стоит так прямо, что лучше не пожелаешь.
Только что приходил Пауль с другим петухом, чтобы я привязала к его ноге веревку.
– Теперь сделайте это сами, Пауль, – сказала я, – а я погляжу, как вы собираетесь в следующий раз привязать лошадь мистера Мурса.
Он сделал узелок, как я показала, на конце веревки, а чуть отступя – скользящую петлю, через которую надо пропустить первый узел. Хорошо, что я решила испытать Пауля, потому что конечный узел он старательно зажал в пальцах, а ногу петуха просунул в петлю и затянул.
Все, что посажено, идет хорошо, за исключением кукурузы, которая таинственным образом оказалась разрытой. Банановый участок расчищен, но очень трудно удержать там людей на работе.
– Слишком много черти, слишком страшно, – объяснил мне Лафаэле, вернувшись оттуда гораздо быстрее, чем я рассчитывала.
По местным поверьям, лес полон злых духов, которые принимают человеческий облик и убивают тех, кто вступает с ними в общение. А в нашей банановой роще, как назло, их особенно много.
Все утро работал над «Южными морями» note 36 и окончил главу, на которой застрял в субботу. Фэнни измучена ревматизмом и увечьями, полученными на поле доблести и брани, когда она ловила свиней. Не имея больше сил бегать вверх и вниз по лестнице, она расположилась на задней веранде, и моя работа прерывалась возгласами: «Пауль, для этого нужна лопата, сначала выройте ямку. Вы так отрежете себе ногу! А ну-ка, паренек, что ты там делаешь? Нет работы? Ты ищи Симиле. Он давай работа. Пени, скажи: он найди Симиле. Если Симиле не давай работа, скажи этот парень уходи. Я не хочу этот парень здесь. Он не годится». Пени (издали, в успокоительном тоне): «Слушаю, сэр!» Фэнни (после большого промежутка времени): «Пени, скажи: этот парень пойди найди Симиле! Не надо, чтоб он стоял весь день. Я не плати этот парень. Он весь день ничего не делай!»
Note36
In the South Seas. London, Chatto and Windus, 1896
Второй завтрак: мясо, пресные лепешки, жареные бананы, ананас в кларете, кофе. Пытаюсь написать стихотворение – не идет. Поиграл на флажолете. Потом потихоньку удрал и перекинулся на сельскохозяйственные дела и освоение новых земель. На участке работают сразу четыре бригады; картина очень оживленная: стучат топоры, вьется дым; все ножи в ходу. Но я лишил садовую компанию одного участника, не оставив им замены. Жаль, не могу показать тебе мою исполосованную руку. Дело в том, что я решил самолично проложить дорогу к Ваитулинге и хочу обрушить этот подвиг на общество в законченном виде. Посему я с дьявольским лукавством начал расчистку во многих местах, и тот, кто наткнется на один участок, даже не заподозрит истинного размаха работ. Соответственно я приступил сегодня к новому отрезку по ту сторону проволочной изгороди, рассчитывая до нее добраться. Но у меня, должно быть к счастью, плохая секира и вдобавок рука болит, так что я вынужден был остановиться, не пробившись к проволоке, но как раз вовремя, и теперь чувствую себя подбодренным, а не смертельно усталым, как вчера.
Странная это была работа и бесконечно одинокая. Солнце где-то далеко-далеко, в высоких верхушках деревьев; лианы старались задушить меня своими петлями; заросли сопротивлялись, и подрубленный молодняк выпрямлялся с предсмертным стоном, который мне уже так хорошо знаком. Большие, полные жизненных соков, но податливые деревья падали от одного удара секиры, а маленькие упорные прутики издевались, испытывая мою выдержку. Посреди тяжкого труда в этой зеленой преисподней я услыхал из глубины леса отдаленный стук топора и затем смех. Признаюсь, сердце мое похолодело. Я находился в смертельном одиночестве в таком месте, что дальше меня, по всей вероятности, никто не мог забраться. Мысленно я уже сказал себе, что, если удары приблизятся, я буду вынужден (разумеется, как можно неприметнее) осуществить стратегический отход. А ведь только вчера я сетовал на свою невосприимчивость к суевериям! Неужели и меня засасывает? Неужели и я превращаюсь в трепещущего безумца наподобие моих соседей? По временам мне казалось, что удары – это эхо, а смех – только птичий гомон. Крики здешних птиц удивительно близки к человеческому голосу. На заходе солнца гора Ваэа звенит от их пронзительных выкриков, напоминающих перекличку веселых детей, разбежавшихся в разные стороны. Говоря серьезно, я думаю, что в стуке повинны дровосеки из Танунгаманоно note 37 , тайком рубившие лес выше меня. А что касается смеха, то к Фэнни приходила женщина с двумя детьми за разрешением половить креветок в ручье. Без сомнения, их я и слышал. Вернулся я как раз вовремя, чтобы успеть умыться, переодеться и в ожидании обеда начать этот набросок письма, которое надо закончить до того, как явится Генри на свой урок «длинных фраз».
Note37
Деревня в полутора километрах от Апии.
Обед: тушеное мясо с картошкой, печеные бананы, свежий хлеб только что из духовки, ананас в кларете. Последние дни мы роскошествуем, после того как некоторое время сидели на мели. Теперь наслаждаемся, точно боги обжорства.
Фэнни остро нуждалась в отдыхе. Наш милый Пауль взялся строить домик для уток, и она решила предоставить его самому себе и не вмешиваться. Но домик развалился, и ей-таки пришлось приложить к нему руки. Затем он собрался оборудовать место, где поят свиней. Она опять не стала вмешиваться. Пауль смастерил лестницу, по которой свиньи, должно быть, удерут сегодня вечером, и сам чуть не плакал. Невозможно бранить этого неутомимого труженика: слишком редкое свойство инициатива, слишком дорога добрая воля, чтобы расхолаживать их обладателя. Однако, если хочешь отдохнуть, как Фэнни, такое действует на нервы. После этого ей еще пришлось варить обед, а потом она, по глупости и по женской привычке, сочла необходимым подать его мне и всячески суетиться. Вот ее день. Cetera adhunc desunt. note 38
Note38
Иного пока нет (латин.) – Прим. пер.
Мы тоже заразились местными страхами перед аиту, или злыми духами. Льюис прорубал тропинку в лесу и сознался, что при первом признаке чего-то напоминающего человеческую фигуру его душа ушла бы в пятки и он помчался бы прочь, как ветер. Была одна ночь, когда, казалось, весь мир наполнился странными и сверхъестественными звуками. Льюис прошептал: «Прислушайся, что это?» И я почувствовала, как мороз прошел у меня по спине. Но это просто костер шипел на вырубке. Той же ночью нас разбудил переполох в курятнике. Пауль, Льюис и я выбежали, как по команде, но ничего не увидели. А наутро обнаружили цыпленка с вырванным сердцем. Генри говорит, что убийца – маленькая красивая птичка. Но мы были готовы поверить, что это сделал аиту. Нас ужасно беспокоят древесные лягушки, которые забираются в дом и поднимают шум, настолько несоразмерный с их собственной величиной, что трудно поверить, будто причина заключается в них.
Генри подрядился очистить под строительство дома участок в пять акров, по двадцать долларов за акр. Он очень хорошо взялся за дело, но думаю, что это обойдется дороже ста долларов. Он все время набирает новых людей. Брат Матаафы (я не уверена, что правильно пишу это имя) предлагал Генри передать подряд ему. После долгих размышлений и совещаний с нами Генри отказался. Вышеназванный джентльмен нанес официальный визит и нам с Льюисом, причем вел беседу медовым голосом на превосходном английском языке. Он удалился ни с чем и спустя несколько дней появился уже в роли рабочего. Стоя у черного хода, я вдруг увидела шествующего по тропинке высокого, красивого человека с надменной осанкой. На нем была коротенькая лавалава, изящно подоткнутая с одного бока, и пелерина из бахромчатых красно-коричневых листьев, а за ухом торчал крупный цветок гибискуса. Я отметила про себя на редкость красивый оттенок его татуировки. Казалось, на нем было темно-синее ажурное трико, кончавшееся чуть ниже колен. И вдруг этот человек отвесил мне поклон в лучшей европейской манере и на чистейшем английском языке пожелал доброго утра. Излишне говорить, что в качестве рабочего он не был находкой. Он прохлаждался часами после начала работы, объяснял остальным, что они дураки, взявшись работать за такую низкую цену, всячески важничал перед Генри и затем, не дожидаясь конца рабочего дня, требовал полной оплаты.