Жизнь насекомых. Рассказы энтомолога
Шрифт:
В тазу происходит то же, что и в природных условиях. Личинки зарылись на глубине пятнадцати сантиметров.
В трубке совсем другое дело. Личинки ушли на глубину не меньше пятидесяти сантиметров, некоторые еще глубже, а большинство добрались до самого дна трубки. Все личинки ушли гораздо глубже, чем обычно. Чего они избегали? Света. В узенькой трубке столбик песка был тонким, и личинки ощущали близость света. Очевидно, даже тот слабый свет, который пробивался через боковой слой песка, был неприятен личинкам.
Конечно, в природных условиях личинки саркофаги не окукливаются на такой глубине. С такой глубины муха не смогла бы выбраться на поверхность.
Как выбирается на поверхность только что вышедшая из кокона муха, еще слабая и мягкая, неокрепшая? В наполненной песком стеклянной трубке можно проследить за этим.
Ложнококон люцилии (x 4).
Личинка окукливается внутри крепкого бочоночка, который образуется из сброшенной при последней линьке шкурки личинки. Этот бочоночек называют ложнококоном в отличие от настоящего кокона.
При выходе из ложнококона муха раньше всего взламывает его крышечку. Для продвижения вперед у нее есть особое – временное – приспособление: пузырь на голове. Этот пузырь то вздувается, то опадает: кровь то приливает, то отливает. Выпячиваясь вперед при раздувании, он надавливает на крышечку ложнококона, и та отскакивает. Появляется голова с огромным пузырем впереди. Примерно через два часа из бочоночка выползает вся муха. Ее совсем мягкие крылья смяты в два маленьких комочка и едва достигают середины брюшка.
Пульсируя, головной пузырь вздувается и съеживается, снова вздувается и снова съеживается. От его толчков песок сыплется вдоль тела мухи, и она потихоньку продвигается вперед. Ноги играют второстепенную роль: они служат опорой при работе пузыря. Каждый толчок пузыря – крохотный шаг вперед. В сухой сыпучей почве муха продвигается быстро: за четверть часа она пробирается сквозь слой около двенадцати сантиметров толщиной.
Выбравшись на поверхность, муха отдыхает и принимается чиститься. Лобный пузырь вздувается в последний раз: муха чистит его передними ножками. Расправляются, растягиваются крылья, и муха чистит их. Почистившись, она сидит неподвижно. Пузырь втягивается внутрь головы... Наконец муха взлетает.
Реомюр писал о серой саркофаге, что она рождает до двадцати тысяч личинок. Двадцать тысяч! Уже о синей падальной мухе Линней сказал, что три синие мухи съедают труп лошади так же скоро, как лев. Что же написал бы он о саркофаге? Реомюр напугал нас, он же и успокаивает. Саркофага плодовита до ужаса, и все же она не встречается чаще других видов мух, у которых яиц совсем мало. Множество личинок саркофаги погибает: они служат пищей другим насекомым.
В моих мисках с трупами я могу последить и за истребителями личинок мух.
В разжиженном трупе ужа копошится множество личинок мух. Но здесь есть и другие участники пира. Первыми появляются жуки-саприны из семейства карапузиков. Прилетев еще до того, как труп разжижится, они заползают под него и ждут.
Жуки-карапузики (x 3).
Короткое тело карапузиков плоско, прикрыто плотной броней и блестит на солнце, словно стеклярус. Кое-где этот блеск смягчается небольшими участками, покрытыми матовыми точками. У некоторых видов черное платье украшено красными или оранжевыми пятнами. Карапузики – хорошенькие жучки, хотя место их обитания – зловонные трупы – и малопривлекательно.
Интересно видеть карапузиков за. охотой. Часть трупа уже разжижилась, и в зловонной жиже кишат личинки мух. Карапузики ползают по твердой части трупа и ищут добычу: они словно ловят рыбу, оставаясь на берегу. Вот у края лужи оказалась толстая мушиная личинка. Карапузик подползает к луже, хватает личинку челюстями, вытаскивает на сухое место и принимается за еду. Вскоре от личинки ничего не остается. Иной раз два жука тащат одну и ту же личинку и мирно вдвоем съедают ее. По всем окраинам – берегам лужи идет охота, хоть и не очень добычливая: большинство мушиных личинок находится вдали от берегов. Карапузик даже кончика лапки не опустит в лужу, и он может завладеть лишь теми личинками, которые окажутся у самых краев лужи.
Лужа понемножку всасывается в песок, подсыхает на солнце. Личинки заползают под труп. Карапузики отправляются туда же, и вот теперь-то начинается побоище. Проходит несколько дней, и под трупом не найдешь ни одной личинки: и здесь, и в почве они съедены. Карапузики так усердно истребляют мушиных личинок, что мне приходится защищать колпаками моих воспитанниц: иначе я не дождусь окукливания. Поначалу, когда я еще не знал повадок карапузиков, я только и делал, что удивлялся: куда девались личинки, которых еще вчера было так много. Теперь-то я знаю: их съедали карапузики.
Личинка карапузика черного (x 4).
Увидев, как хлопочут карапузики в падали, подумаешь, не зная, что они заняты семейными делами. Так я и думал, но ошибался. В моих мисках никогда не оказывалось ни яиц, ни личинок карапузиков. Их потомство, по-видимому, обитает в навозе. В марте, в курятнике, в почве, пропитанной выделениями птиц, я находил их куколок, которых легко узнать по характерной внешности. В мои миски карапузики прилетали лишь ради охоты за личинками. Позже, к осени, они отправлялись на поиски навоза: начинались заботы о потомстве.
РАБОТНИКИ ТЛЕНИЯ
Падальным мухам не под силу очистить наши поля и леса от всякой мертвечины. После того как сколько-то съели личинки, а сколько-то жидких продуктов всосалось в почву, остается еще многое, что не исчезнет от припека солнечных лучей. Нужны еще санитары, после работы которых от трупа останутся лишь чистенькие косточки.
Обрывки шерсти, перья, подсохшие клочки мускулов, сухожилия... Много сухих остатков у трупа зверька или птицы.