Жизнь не видел, смерть познал

Старый раскидистый дуб будто распахивал свои объятия. Одиноко ему стоять посреди поля, сторожить ветхий покосившийся сенник, оттого и радуется случайным путникам. Солнце в зените, жарко, а дуб дает прохладную тень, ублажает слух шелестом листвы. И хор кузнечиков стрекочет во славу любви…

Ворота открылись легко, но со скрипом: петли давно уже не смазывались. Зато траву с окрестных полей скосили на днях – сено свежее, пахучее. Антон

Девушка ничего не сказала. Но кокетливо улыбнулась. Забросила руку за шею, тряхнула головой – темно-русые волосы шелковой волной расплескались по плечам.

И вдруг платье атласной струей скользнуло вниз, красным кольцом обвившись вокруг ног девушки. Рая переступила через него, робко и в то же время призывно улыбнулась.

На ней ничего не было. Ничего! В это невозможно было поверить. Антон завороженно смотрел на Раю… Он никогда не видел ее голой. Великолепное тело, волнующие изгибы; грудь, талия, ноги – все чудо как хорошо. Темный треугольник волос… Черты ее лица за многие годы он изучил «от» и «до». И тем не менее его взгляд лишь скользнул по девичьей фигуре: снизу– вверх. Скользнул и остановился, завороженный красотой ее глаз…

Рая приподнялась на цыпочки, взмахнула руками, словно крыльями. Она готова была броситься в его объятия. Но Антону вдруг почему-то стало страшно. Слишком стремительно развивались события, он еще не готов был к такому обороту дела. Он вскочил на ноги, выбежал из сарая. На ходу крикнул, что сейчас вернется.

Оправдание своему малодушию он нашел очень быстро. На самом деле он ничуть не оробел. Просто Рае нужен венок из полевых цветов. Он знает, где много васильков, ромашек, одуванчиков. Сейчас, сейчас…

Он возвращался в сенник с охапкой цветов. Небо над головой заволокло тучами, ветви дуба тревожно качались на ветру. Но надвигающаяся гроза Антона не пугала. Он уже готов принять подарок, который преподнесла ему Рая. Сейчас он уложит ее на сено, осыплет цветами. Сейчас, сейчас…

Но девушка уже лежала на спине. И не одна. На ней двигал бедрами широкоплечий мужик с волосатой спиной. А Рая улыбалась с закрытыми глазами. И, закусив губу, тихо поскуливала.

Антон осатанело закричал, швырнул в преступную парочку охапку цветов. И взялся за вилы… Он ударил волосатого в спину. Зубья погрузились в тугую плоть наполовину. Кровь, стон… Рая потрясенно смотрела на Антона. В ее взгляде не было благодарности – только злость и осуждение.

Он обозвал ее шлюхой и бросился вон из сенника. И попал под дождь. Небо над головой распорола молния. Ослепительной стрелой она врезалась в дуб и с треском рассекла его пополам. И уже вслед за этим с высоты вниз покатился небесный гром…

– Караул, в ружье!.. Давай, давай!

Антон еще не понял, что происходит, но уже вскочил с кушетки, метнулся в комнату начальника караула, где в пирамиде стояло оружие.

Стряхнув с себя остатки кошмарного сна, он думал о том, что тревога учебная. Сейчас последует команда занять места согласно боевому расчету. Но капитан Зеленков погнал караул на улицу.

Оказалось, что тревога была боевой.

Беды ничто не предвещало. Во всяком случае, инструктаж перед заступлением в караул был самым обычным, с упором на особенности, но без пожароопасных прогнозов. Но взрыв произошел. Где-то в глубинах жилой зоны поднялся зэковский бунт – жестокий и беспощадный.

Антон не знал, что послужило толчком к смуте. Он мог только догадываться, что воры ополчили серую «мужицкую» масть против «сектантов», добровольных членов секции дисциплины и правопорядка. Возможно, была резня… Антона мало интересовало, сколько красноповязочников могло погибнуть. Его больше волновала собственная судьба.

Чувствовалось, что воры серьезно подготовились к мятежу. Столько раздобыли спирта, что смогли напоить всю колонию. Озверевшие спьяну мужики выбрались за локальные ограждения и сейчас кидались на решетчатые секции запретной зоны, на охрану которой и были брошены свободные смены караула.

Антон стоял с автоматом на изготовку. По правую руку в нескольких шагах – сержант Охримов, по левую – Леха Курцев. Чувство локтя в данном случае – понятие отнюдь не абстрактное. Зэки совсем рядом. Они уже добрались до вершины забора, их сдерживала спираль из колючей проволоки. Но воры на выдумку горазды. Неверняка у них все предусмотрено на этот случай. Сейчас появится режущий инструмент, спираль прикажет долго жить, и заключенные начнут перепрыгивать через забор. Зэкам все равно, что выхода у них по-любому нет. Даже если они преодолеют вооруженный заслон, дальше их ждут автоматчики на вышках и железобетонное проволочное ограждение зоны.

Злость и хмель довели толпу до бешенства. Рычащая масса за решеткой ограды живо напоминала Антону сцену из фильма ужасов. Ожившие мертвецы в остервенелом исступлении рвутся вперед, и никакая сила не в состоянии их остановить. И зэки рвутся вперед, за ограду. Кричат, размахивают руками, лезут на проволоку.

– Эй, мусор, бросай волыну, вали домой! А то резать будем, убивать!

На фоне стихийного шума эти обращенные к нему слова даже удивили Антона. На него смотрел мордатый зэк с безумными глазами. Это он орал во всю глотку, угрожал грядущей расправой. Глядя на этого монстра, трудно было усомниться в том, что зарезать человека для него – плевое дело.

– Ты чо, не слышишь, мусор? Двигай отсюда, пока жив!

Зэк продолжал драть горло, а его дружки уже срезали проволоку. Вот один из них перемахнул через забор, другой. В руках заостренные прутья арматуры, заточки. Они бегут к Антону, а стрелять команды все нет и нет.

– А-а! – с диким ревом бросился на него зэк с длинным и несуразно вытянутым лицом.

Заостренный прут он держал, как нож. Занес оружие над головой, чтобы ударить солдата сверху вниз. Команды «Огонь!» не было, и Антон без нее нажал на спусковой крючок.

Короткая очередь отшвырнула зэка назад, бросила на землю. А к Антону бегут еще двое. Ему ничего не оставалось делать, как снова нажать на спусковой крючок. У Охримова и Курцева такая же ситуация. И они также открывают огонь на поражение.

На маму больно было смотреть. Не просто худая, а высохшая, лицо бледное – как будто в жилах больше не осталось крови. В глазах безысходная тоска, подбородок дрожит, руки трясутся.

– Ну, Рая, ну, миленькая! Ну пойми же, нет у меня денег! – на грани нервного срыва увещевала она. – Зарплата только через две недели, если не задержат…