Жизнь (не) вполне спокойная
Шрифт:
— Ты что, мне шкатулку завещаешь?
— Если хочешь, могу отписать.
— Хочу! А если я умру первой?
— Я принесу ее тебе на могилу.
Предложение мне понравилось, но как-то этот случай почти стерся из моей памяти. Потом я увидела эту шкатулку много лет спустя еще раз, в Биркероде, и обрадовалась.
— О, знакомая вещица! Это та самая, из Варшавы?
— Ну да. Твое наследство.
Мы с Алицией рассмеялись, разговоры о наследстве казались шуткой, ведь тогда мы были на сорок лет моложе.
Надо же, тема шкатулки напрочь вылетела у меня из головы, но
Сразу по возвращении с похорон Алиции меня искусала мошкара в собственном саду.
А ведь дерматолог меня предупреждал, что еще одна встреча с мошкарой, и я просто-напросто помру. Я ведь должна была радоваться, что после нападения кровопийц в Познани осталась жива, но сколько можно испытывать на прочность собственный организм?
Никакой мошкары! А тут я влезла между клумбой и живой изгородью, чтобы вырвать сорняк, и заметила на себе крохотную черную точку. Мошкара, в отличие от комаров, невидима и неслышима, кусает она незаметно. Черная точка меня напугала, я стала себя осматривать и — о ужас! На мне сидели еще несколько, а вокруг кружился целый рой. Я наплевала на сорняки и удрала домой. Увы, слишком поздно. Мерзкий яд моментально начал действовать. Я чувствовала себя все хуже и хуже, просто совершенно разболелась, а я ненавижу болеть! Это отравляет жизнь!
Именно в таком состоянии (так записано у меня в ежедневнике) десятого июня меня чествовали в Лодзи. Я отправилась туда поездом. Конечно, путешествовать в таком состоянии было настоящей ошибкой, но иногда здравый смысл мне отказывает.
Я понятия не имела, где находится книжный магазин «Эмпик», где должно было проходить торжество, и опрометчиво позволила таксисту отвезти меня к старинной, прекрасно отреставрированной ткацкой фабрике. Вокруг простирались зеленые поля, никаким магазином не пахло. Мне объяснили, что «Эмпик» находится в километре отсюда.
Моя хворь имеет особенность — каждое физическое усилие конфликтует с дыханием. Оздоровительные марши, прогулки и променады — это именно то, что могло бы задушить меня насмерть. Я еле доковыляла до магазина, потому что ничего другого мне не оставалось, и сунула свою сумочку в руки перепуганному пану Тадеушу, которого крайне взволновал мой обессиленный вид.
До нужного места мне удалось добраться исключительно благодаря крайне интересной мысли: каким чудом я могу так долго идти пешком? Оказалось, на этот раз мне не пришлось сражаться с пыточными почестями, от них отказались, возможно, под деликатным нажимом пана Тадеуша. Дверь на улицу находилась рядом, а за порогом ждал автомобиль. Вот ведь чертовщина, если бы я приехала на своем собственном автомобиле, именно здесь бы и парковалась. Никаких тебе пеших марафонов! А ведь столько раз я себе обещала, что буду поступать разумно!
Целый месяц я страшно болела.
Понятия не имею, чем меня пользовали, но мой организм оказался умнее всей Академии медицинских наук.
Он потребовал
Одному богу ведомо, сколько картошки я слопала за две недели. Ничто другое меня не интересовало, я жаждала картошки — и ничего больше. Через две недели болезнь прошла, как рукой сняло, и от картошки я тоже отстала: принялась ее есть как обычно, раза три в год.
Ко мне повадились ходить в гости ежи. Как минимум шесть штук, целая семья, мой дом они облюбовали в собственное владение.
А я все забываю купить каких-нибудь безвредных красок, чтобы пометить зверюшек, потому что не могу ручаться, что их шесть, а не больше. Два — совсем большие, несомненно, папаша с мамашей, два средних и два совсем маленьких, хотя насчет маленьких и средних я не совсем уверена. Могу ошибаться, потому что в гости ко мне они ходят по одному, парами и тройками, один раз с коллективным визитом пришло шестеро, отсюда и моя уверенность, что их минимум шесть. Жрут они, как мясорубки.
Если верить картинкам в детских книжках, ежик — существо травоядное, но я начинаю в этом сомневаться. Я сама лично для них нарезала роскошное яблоко на маленькие кусочки, так ни один из них даже носом в сторону яблока не повел, зато они с таким аппетитом трескали выставленные для кошек мясо и сухой корм, что у соседей слышно было чавканье, хруст и сопенье.
Ну и ладно, неужели я зверюшкам еды пожалею? Только вот на передний план выходят некоторые недостатки ежиков, которые могут довести до полного отчаяния.
Во-первых, от колючих пришельцев страдают кошки. Ни одна кошка не тронет ежа, да и никакой разумный пес не станет этого делать. Так вот, бывает, что кошки не могут даже спокойно позавтракать, потому что утыканный иголками зверь уже суется рылом то в одну миску, то в другую, а несчастные кошки с мрачным омерзением на мордах пережидают вопиющую несправедливость.
Во-вторых, еж идет напролом, как танк. Его не интересуют препятствия, они для него просто не существуют: клумбы цветов, только что посаженный кустарник — он ничего не обходит, всё топчет, мнет и калечит.
Кот лежал себе спокойно на террасе, развалившись на солнышке, так ежик напролом устремился прямо на кота, ни на волосок не свернув в сторону, с явным намерением промаршировать прямо по бедному животному. Ясное дело, кот сорвался с места и ошарашенно отпрыгнул.
В-третьих, я с грустью должна констатировать — ежи гадят где попало. По утрам вся терраса у меня была разукрашена следами жизнедеятельности гостей, причем даже миска с остатками еды и блюдце с молоком не избегали их безобразий.
Из страха разгневать пани Хеню я должна была как-то отреагировать на этот ужас, потому что терпеть подобное безобразие пани Хеня не стала бы. Поэтому я ежей перехитрила.
Я кормила кошек, но потом, если в мисочках оставалась еда, а приходили два-три ежика, я, так и быть, позволяла им воспользоваться остатками, бдительно карауля, чтобы они не переедали. В помощь мне был только инстинкт и ничего больше. После я выхватывала остатки из-под носиков ежей и ставила их повыше, туда, куда коты забраться могли, а ежи нет.