Жизнь, по слухам, одна!
Шрифт:
– То есть в меня? – уточнил Глеб, и Катя кивнула.
Генка переводил взгляд с одного на другую.
Катя вдруг подумала, что понятия не имеет, почему этот человек стал ее мужем. Она никогда его не любила, и он никогда ее не любил – просто потому, что любить в принципе не способен! Они никогда не делили одну на двоих галактику. Они ничего друг о друге не знают и знать не хотят, потому что никогда не были интересны друг другу! Вот почему так получилось? Вся жизнь могла пройти, и Катя так бы и не узнала, что для нее есть один-единственный
Глеб Звоницкий.
И этот человек в ужасных брюках, с синяком на шее – между прочим, не имеющим никакого отношения к криминальным разборкам, в которые он угодил, тут Катя покраснела, – в перекошенной рубашке, которую он неправильно застегнул, босой, бритый наголо, с содранными костяшками пальцев, огромный, страшный, родной и самый лучший, бесцеремонно вторгся в ее философские размышления.
– Слушай, убогий, – сказал он тому, который по ошибке считался ее мужем, – а как ты узнал, что Ниночка убита? Ну, что ты хотел подставить Катю, звонил ей и ждал в машине, что из этого выйдет, я понял. А откуда ты узнал, что Ниночку убили? Если, конечно, ты не сам ее убил? И как ты ее убил?
Это уж он просто так прибавил, для устрашения.
Сей красавец убить в принципе не способен, как не способны убить слизняк или лягушка. Глеб никогда не видел эту его художницу – вероятно, она способна на многое, но этот извивающийся перед ним червяк убийцей быть не может.
– Я не убивал! – крикнул червяк. – Я не убивал, клянусь!
– А кто ее убил? Илона?
– Не-ет! Нет! Илона не убивала! Понимаете, все случайно получилось! Мы вышли, а она лежит! Ну, я-то ее сразу узнал, конечно. Я и говорю Илоне…
У Глеба заболела голова.
– Откуда вы вышли?
– Как откуда? – поразился Генка. – От Кулебяки!
– От какой кулебяки?!
Катя вдруг положила руку ему на плечо. Глеб посмотрел на нее и удивился: Катя улыбалась.
– Кулебяка – фамилия художника, – пояснила она. – Это такой концептуалист, Генка его очень уважает. И он на самом деле живет в одном подъезде с Ниночкой!
– Мы вышли, – продолжал Генка как ни в чем не бывало, – и увидели твою Ниночку, и Илона моментально все придумала!
– Кто-нибудь может подтвердить, что вы в вечер убийства просто были в гостях в том же подъезде?
– Да кто угодно может подтвердить! Илона, например!
– Это не подходит.
– Ну, сам Кулебяка может! Хотя, когда мы уходили, он уже никакой был, но все равно может! Наверное. По крайней мере, мы весь вечер у него просидели, это он подтвердит. Наверное.
– А кроме вас с Илоной, кто-нибудь еще в гостях у него был?
– Никого не было, – глядя на Глеба честными-пречестными глазами, поклялся Генка. – Илона показывала свою новую инсталляцию, она называется «Соль земли», и… больше никого не было.
Глеб подумал немного.
– Вы вышли от этой вашей запеканки…
– От Кулебяки!
– Вы вышли от Кулебяки, обнаружили Ниночкин труп, решили позвонить Кате и вызвать ее на место преступления. А почему вы в милицию сразу не позвонили? Чтобы ее взяли с поличным, так сказать?
Генка застеснялся.
– Я хотел, – признался он и потупил глаза, – но Илона меня отговорила. Она сказала, что в ментовке номер сразу определят и узнают, кто владелец телефона. Она сказала, что гораздо лучше будет, если Катька приедет и менты ее прямо на месте возьмут, тепленькую!.. Мы думали, что Катька там в обморок упадет, а соседи милицию вызовут, но она не упала, и милиция позже приехала.
– И Илона тебе велела забрать у нее телефон, – подытожил Глеб.
– Ну да, – согласился совершенно несчастный Генка. – Если бы мы телефон забрали, никто никогда не узнал бы, что ей не Ниночка звонила, а звонила Илона. И я бы сказал, что Катька невменяемая и ее надо на экспертизу, или как это называется у ментов!..
Поначалу Глебу очень хотелось Генку убить. Потом… раздавить, как мокрицу или слизняка. Теперь он смутно понимал, что ни давить, ни убивать нельзя, нужно как-то использовать его в своих интересах, но было противно.
– Тебя прислала Илона, и ты искал Катин телефон, чтобы от него избавиться. Я понял. Кать, принеси его портфель, я посмотрю, что там у него.
– Зачем вам мой портфель?! Не смейте его трогать! Вы не имеете права!
– Имею, – сказал Глеб совершенно хладнокровно. – Катя, принеси, пожалуйста!
Портфель – из очень дорогой кожи, шелковистой на ощупь – оказался почти пустым. Генке нечего было в нем носить, никаких бумаг он не писал и эскизов в последнее время тоже почти не рисовал, и портфель ему был нужен исключительно «для красоты».
В первом отделении лежал складной зонтик, и больше ничего. Глеб вынул зонтик и аккуратно положил на журнальный столик. Во втором болтался свернутый в трубку мужской журнал с соблазнительной красавицей на обложке. Глеб вытряхнул красавицу, и сердце у него вдруг стукнуло чуть сильнее, чем полагалось.
Пистолет.
– Так, – самому себе сказал Глеб. – Это интересно.
Полой своей рубахи он подцепил пистолет за ствол и извлек из портфеля.
Катя медленным движением подняла руку, как будто хотела защититься. У Генки от изумления приоткрылся рот.
Играет? Так хорошо играет? Или вправду видит пистолет первый раз в жизни?
– Ты где это взял, убогий? – ласково спросил Глеб и аккуратно положил пистолет поверх глянцевой красавицы. – Только не говори, что нашел на улице, я тебе все равно не поверю.
Генка с ужасом смотрел на маслянистую черную штуку, лежащую на столе. Вместе с этой штукой в комнату как будто вошло разрушение, нечто такое, что уже никогда нельзя будет изменить, и это было очень страшно.
– А он… настоящий? – сглотнув, спросил Генка и умоляюще посмотрел на Глеба. – Самый настоящий?