Жизнь продолжается

Коваленко Ирина

– Нет, всё в порядке, - с трудом произнёс Давид, - рассказывай дальше, пожалуйста.

– Дальше? А что там дальше-то было? А, ну, решился Ваня на разговор с Лилей. Кажется, уже был готов, слова нужные подобрал и к истерикам был морально подготовлен. И вроде бы поехал к ней на встречу, но тут случилась эта страшная авария и... Сам понимаешь, всё это стало совсем не актуально.

– А почему Иван попал в кому?
– Неожиданно спросил Давид, - Что говорили врачи? Какие точно причины называли? Вспомни, Але, прошу тебя!

– Авария... Его же выбросило из машины, и он сильно ударился головой. Ванька всегда гонял за рулём, как сумасшедший, и никогда не пристёгивался в машине! В тот вечер было скользко, а он мчался на полной скорости, и машина врезалась в бетонный столб...

Ваньку выбросило из машины от сильного удара, и он упал на какие-то камни, огромные булыжники такие, которые валялись рядом. Об эти камни он сильно ударился головой... Кстати, врачи говорили, что если бы не эти проклятые булыжники, если бы Ваня упал просто на землю, то удар был бы не таким сильным, и возможно, он бы быстро пришёл в себя и не впал бы в кому.

Они ещё немного поговорили, и Чайкин ушёл, но перед этим пригласил Давида в их студию, где они с Иваном когда-то записывали песни. Намекнул, что, может, тот тоже попробует что-нибудь спеть из репертуара Милериса. Как только Александр ушёл, Давид направился в свою комнату, где, едва присев на диван, погрузился в свои невесёлые думы. Он снова и снова прокручивал в голове свои видения, при этом вспоминая рассказ Чайкина. Перед его глазами опять возникало лицо Лилии Стрелецкой, а в ушах звучал какой-то страшный шум, очень похожий на звук сильного удара. А сразу после этого другие, не менее жуткие звуки - скрежет металла и звон разбитого стекла. И ещё что-то... Кажется, какой-то голос. Этот голос что-то говорит, но он не может разобрать ни слова. И опять лицо Стрелецкой, её белые волосы и холодные глаза. А после этого пугающая тишина и не менее пугающая темнота.

– Давид, как ты меня напугал!
– Воскликнула Виктория, когда тот неожиданно ворвался в её комнату, даже не постучав предварительно в дверь, - Что случилось? Саша ушёл, да? Извини, я тут читала и задремала, не услышала, как он уходил... Так в чём дело-то?

– Дайте мне адрес Лилии Стрелецкой, - произнёс Давид, который сильно запыхался - видимо, он был очень взволнован, а его глаза горели каким-то ненормальным огнём, - быстрее, прошу вас! Я должен её увидеть!

Конечно, Виктория могла спросить, почему Давид вдруг так заинтересовался невестой покойного Ивана, о которой они прежде даже не говорили, однако видя его состояние, которое сильно пугало женщину, она не стала задавать лишних вопросов, просто сунула ему в руку бумажку с адресом Лилии и, глядя на то, как тот, ничего не ответив на это, сорвался с места и бросился из её комнаты, лишь покачала головой и произнесла:

– Что-то с этим парнем неладное творится. Надо срочно с Михаилом Иосифовичем связаться, пусть приедет и разберётся.

Однако Белецкого Виктория так и не нашла - ни в клинике, ни дома его не было, а по мобильному тот был недоступен. Тем временем Давид ушёл (она услышала, как хлопнула входная дверь), и Виктория ни минуты не сомневалась, что тот направился к Лилии. Поразмыслив немного, она опять взяла в руки телефон...

– Алло! Лиля, ты дома? Слушай, я хочу тебя кое о чём предупредить...

...До нужного ему дома Давид добрался без приключений. Таксист, который его вёз, был совсем молодым (моложе самого Давида), и скорее всего, по причине своего юного возраста просто не знал Милериса, а потому на своего пассажира отреагировал спокойно. Примерно через полчаса Давид стоял перед новенькой высоткой, которая находилась в относительно новом и довольно тихом районе Москвы. Немного подумав, Давид позвонил в домофон.

– Открыто, - он услышал хрипловатый женский голос, - проходи.

"Видимо, Виктория её уже предупредила", - пронеслось у него в голове, когда он садился в лифт и нажимал кнопку десятого этажа. Он ещё раз напряг свою память, пытаясь понять суть своих видений, но ничего не получилось. Сейчас он видел всё в каком-то тумане и плохо различал звуки.

Дверь открылась, и он увидел перед собой уже не молодую, но очень хорошо сохранившуюся женщину. Всё те же длинные волосы, только сейчас она крашенные в платиновый цвет, который хорошо прятал седину, такие же глаза - цвета грозовых туч, холодные и раскосые, в которых как будто бы читается насмешка.

Бледная кожа, на которой почти нет морщин, стройная фигура, спрятанная под перламутровым шёлковым халатом. Она была похожа на жемчужину, которые Давид иногда находил в морских ракушках - такая же вся перламутрово-бело-серая, красивая и при этом холодная. Она не сверкает на солнце, как будто отталкивая от себя солнечные лучи, её красота холодна - она не излучает тепла и света, оставаясь непроницаемой и загадочной...

– Зачем ты пришёл?
– Её низкий хрипловатый голос на мгновение показался Давиду очень знакомым, - Что ты хочешь от меня? Ты меня помнишь?

– Нет, конечно, - быстро нашёлся тот, - я... я вас никогда не видел, только в Интернете, на фотографиях.

– Зато я тебя видела, - усмехнулась она, - много-много раз. Знаешь, я сейчас смотрю на тебя и не верю своим глазам - ведь я помнила каждую твою черту, каждый твой жест... Прошло почти двадцать пять лет, а я так и не смогла забыть тебя. Твой призрак всюду преследовал меня, даже находясь в постели с другими мужчинами, я видела твоё лицо...

– Не моё лицо, а лицо Ивана Милериса! Ведь это его вы любили, а не меня. Я не Иван, я Давид... Давид Фернандес!

– Мне всё равно, кто ты и как тебя зовут, - она обвила руками его шею, - мне важно одно - у тебя лицо Ивана, тело Ивана, голос Ивана... Больше мне ничего не нужно.

Сказав это, она совершенно неожиданно впилась в его губы очень жадным и в то же время страстным поцелуем. Давид попытался оттолкнуть её, но не смог, так как его тело перестало ему подчиняться. Он был будто бы в кошмарном сне, из которого ему хотелось побыстрее проснуться. Разумом он отлично понимал, что не испытывает никаких чувств к этой холодной и неприятной особе, которая вдобавок по возрасту годилась ему в матери. Но его тело упорно не желало слушать доводы разума! Оно кричало, вопило, не желая даже вслушаться в то, что шептал ему разум. Оно желало эту холодную и немолодую женщину, желало так, как ещё никогда не желало ни одну женщину. И тут Давиду стало по-настоящему страшно! Он больше не принадлежал самому себе, а его телом будто бы завладел Иван, дух которого вернулся на Землю, решив воплотиться в копию самого себя.

Когда всё закончилось, Лилия легла рядом с ним, и закурив, вспоминала молодость. Говорила о том, как Иван сходил с ума от её поцелуев и ласк, и стоило ей к нему прикоснуться, как он забывал обо всём в её объятиях, растворяясь в ней и её страсти. Давид молчал, искоса наблюдая за ней и размышляя о том, что он только что натворил. Боже, ведь ещё несколько часов назад он был уверен, что любит Машу, чудесную солнечную девушку с изумительно прекрасными желто-зелёными глазами. С ней ему всегда было тепло и уютно, она и правда, подобно солнцу, согревала его своими золотисто-медными лучами. Он был готов часами любоваться её нежными, всегда немного перепутанными волосами, в которых то и дело вспыхивало солнце, её милыми веснушками на лице, её оливковыми с медовыми прожилками глазами, её нежной кроткой улыбкой... Но сейчас он лежал рядом с женщиной, которая вызывала у него совершенно противоположные чувства и эмоции, и если Маша ассоциировалась у Давида с теплом, солнцем и летом, то Лилия была воплощением холода и тьмы. Нет, он никогда не придерживался пуританских взглядов в отношениях с женщинами, случался в прошлом и секс на первом свидании, и отношения без обязательств, и кратковременные связи на один вечер. Кстати, свой первый сексуальный опыт Давид получил с женщиной почти вдвое старше его - ему, правда, тогда было всего пятнадцать, а его партнёршей стала сногсшибательная мулатка из Канады, которая ко всему прочему была танцовщицей восточных танцев. Но всё это было давно, и с тех пор многое изменилось. Особенно после его знакомства с Машей. Он перевёл взгляд на Лилию, которая затушила свою сигарету и встала с кровати, при этом совершенно не стесняясь своей наготы перед ним. Глядя на её белую, как молоко, кожу, на которой уже давно появились первые признаки дряблости, он думал о том, что именно он испытывает к ней. Страх? Желание? Или непонятную даже ему самому смесь из различных чувств, которая в любой момент может стать взрывоопасной?