Жизнь против смерти
Шрифт:
Еленка вернулась домой довольно скоро, что даже удивило Неллу. Она ожидала ее гораздо позднее после этого гнусного любовного свидания. Часто бывает, что если ты сердишься на кого-нибудь, тебя все в нем раздражает.
Пани Гамзова, казалось, еще больше возненавидела Еленку за то, что та пришла вовремя. Она кое-как сдерживалась весь вечер, чтобы не взорваться. Потом Митя ушел спать, Станя — писать, Еленка тоже поднялась из-за стола, пожелав спокойной ночи. Но мать, посмотрев из-под очков, оторвалась от штопки и остановила дочь:
— Елена, кто был тот человек, с которым я сегодня тебя видела?
Еленка легкомысленно тряхнула кудрями.
— А, один поклонник. Скажи, пожалуйста, мама, как ты туда попала? Где ты была?
Значит,
— У Ружены Хойзлер, — сердито сказала она, — по поводу папы. Я была у одной легкомысленной женщины, — сурово произнесла мать, — а другую встретила. И как не стыдно тебе, Елена, Тоник этого не заслужил.
К удивлению Неллы, Елена совсем не обиделась.
— Но, мама, — сказала она со спокойным превосходством, — нельзя же требовать, чтобы в мои годы я жила монахиней. Ты же не думаешь так всерьез.
Нелла смотрела на нее в полном изумлении. Так вот какая она, Еленка! Ее мудрая, неприступная дочь, благоразумная Еленка, которой она так гордилась! Матери охраняют пуще своего глаза супружество своих дочерей. И супружество Еленки с Тоником было такое чистое, хорошее, верное. Они никогда не ссорились, никогда ничего не скрывали, ни в чем не подозревали друг друга, жили шаловливо, как два восьмиклассника. Они распространяли вокруг себя атмосферу молодости и чистоты. И вот все уничтожили нацисты! Как они изуродовали семью Неллы! Гамза в концентрационном лагере, Тоник за океаном, приходится жить в вечном страхе перед гестапо, бесполезные просьбы, бесконечная усталость от их бесполезности, лестницы, лестницы, лестницы. И теперь вдобавок еще эта грязь. Нынешний день был грязен вдвойне. Нелла закрыла лицо руками.
— Боже, как это ужасно! — горестно воскликнула она. — Что ты скажешь Тонику, когда он вернется? Как ты посмотришь ему в глаза?
Еленка улыбнулась.
— Только никаких трагедий, мама, а мы уж договоримся. Не беспокойся. Тоник в Чикаго тоже живет не монахом. И ты не преследуй меня, мама, из-за этих поклонников. Я совершеннолетняя, и твое беспокойство бесполезно. Я скажу тебе откровенно: я не могу прожить без мужчины. В конце концов гестапо это позволяет. И даже поощряет.
На такую циничную откровенность Нелле нечего было возразить.
— Хорошую радость доставила бы ты отцу, — ответила она с горечью и снова взялась за иглу.
Легкая усмешка появилась в уголках рта у Еленки. Она хотела было что-то сказать, но не произнесла ни слова. Посмотрела на мать, отвернулась и молча вышла из комнаты.
Вечером в шикарной холостяцкой квартире Ро сказала Курту:
— Курт, у меня к тебе просьба.
— Ай-яй-яй, уже? — заметил Курт. — Не слишком ли скоро? Опять чулочки?
— Нет, это будет возвышенная просьба. Ты не мог бы помочь мне выручить одного заключенного из концлагеря? Это пожилой человек, старое знакомство.
— У тебя с ним было что-нибудь?
— Aber woher denn? [28] Ведь он мне в отцы годится.
— Ты же работаешь со старичками, — пошутил Курт, намекая на мужа Ружены.
— Брось шутить. Поможешь ему?
— Милочка, ты, как мне кажется, путаешь вермахт и гестапо. С гестапо я не хочу связываться. Даже сам der sch"one Adolf [29] побаивается гестапо. Твой протеже не еврей?
— Нет.
— Поляк?
— Нет.
28
Ну откуда ты это взял? (нем.)
29
Прекрасный Адольф (нем.).
— Цыган?
— Нет.
— Тоже глупо. Надеюсь, не коммунист?
— Коммунистов ведь у нас теперь не существует.
Курт рассмеялся.
— Du bist suss! [30]
В постели они забыли об этом разговоре.
ДАЙ МНЕ ЗНАТЬ
Нелла уже очень давно не получала вестей от Гамзы. Раньше открытки приходили каждые две недели. Клацел тоже не давал знать о себе. Она побежала в гестапо к комиссару, который вел дело Гамзы. Может быть, из Ораниенбурга запрещено писать? (Да разве ей скажут, даже если это и так? В этих делах пани Гамзова была неисправимо наивна.) Гразл потянулся за своим письменным столом и скорчил серьезную мину человека с характером.
30
Ты очаровательна! (нем.)
— Напротив, мы сами следим, чтобы заключенные регулярно писали. Зачем понапрасну беспокоить родственников?
Когда Гамзу арестовали и к Нелле в дом пришли с обыском, у нее строго спросили, где ее муж. И тут же у гестаповцев оказались ключи от письменного стола Гамзы, взятые из его кармана. И тогда и сейчас было одно и то же чудовищное лицемерие. Но для кого разыгрывалась эта вероломная комедия?
А затем, словно на смех, пришла открытка, так перепугавшая Неллу. Разве это почерк Гамзы, боже мой! Разве это его четкий, экономный, энергичный почерк! Он писал, как первоклассник, огромными раскоряками, они расползались во все стороны, словно ноги на льду. Он писал левой рукой, промелькнула догадка у Неллы. А что с правой? Он, конечно, ни словом не упомянул об этом. Значит, это сделали они.
«Моя дорогая, — писал он, — благодарю тебя за все. Я здоров. Надеюсь на детей и на брата Иосифа. Гамза».
Брат Иосиф — это Сталин. Гамза надеется на Советский Союз. Нелла это поняла. Но «благодарю тебя за все» звучит как прощание, вдруг с ужасом подумала она. И Нелла тут же стала уговаривать себя. Он не благодарит, как раньше, за посылку и письма, потому что для него было бы трудно и слишком долго все это писать. Но что же у него с рукой?
Она положила роковую открытку в сумочку и поехала к Анне Клацеловой.
До войны Нелла знала эту молодую женщину только по фотографии на письменном столе Клацела. Но с той поры, как гестапо арестовало Гамзу, забрало его помощника и опечатало жижковскую контору, Анна Клацелова стала для Неллы одним из самых близких людей на свете. Одинаковая судьба постигла обеих женщин, одна и та же боязнь соединила их, стремление действовать поддерживало обеих — все это очень сближает людей. Обе ломали голову, как спасти мужей, и тщетно.
Но тем, что они советовались, постоянно говорили о своих мужьях, ни на минуту не переставали думать о них, делали что могли, чтобы, по крайней мере, облегчить их участь, — именно всем этим они помогали себе и спасали друг друга от отчаяния бездеятельности. Посылки с продуктами, собранными с необыкновенной изобретательностью, поддерживали узников точно так же, как и женщин, готовых пожертвовать ради мужа последним куском. Ах, почта, почта! Источник радости! Когда-то в юности мы получали любовные записочки. Но разве можно сравнивать их с открытками из концлагеря! Когда бы ни получила открытку одна из приятельниц, она несла ее к своей подруге по несчастью, и они вместе обстоятельно изучали письмо, вкладывая в каждое слово тайный смысл. Открытки были написаны условным языком по-немецки, с ограниченным количеством слов, с оглядкой на цензуру. Однако, когда письмо оказывалось в руках, женщины воскресали, как будто они издалека обменивались рукопожатием со своими мужьями.