Жизнь Ренуара
Шрифт:
Майоль закончил бюст, но, на беду, ему пришлось взяться за него вторично. Глина, возможно слишком обильно смоченная, обвалилась. Свершилось непоправимое, ведь невозможно повторить произведение искусства, которому ты в процессе работы отдал всего себя, которое ты, раз создав, тем самым изгнал из своей души. Майоль поднял бюст и заново вылепил его. "Но это уже было не то, - впоследствии скажет он.
– В первый раз вышло лучше" [211] .
Сеансы с Майолем не прошли для Ренуара бесследно. Он увидел скульптора за работой и был взволнован его искусством. Будучи живописцем, он тем не
211
211 Высказывания Ренуара и Майоля приводятся здесь в передаче Анри Фрэра. Копия бюста, о котором здесь говорится, отлитая в бронзе, в настоящее время находится в музее Ренуара в Кане.
Строительство дома в "Колетт" было завершено, и Ренуар переехал туда. В гостиной стояла печь из белого мрамора, изготовленная, так же как и часть мебели, по его чертежу. "Хорошо бы вверху украсить печь", - подумал он. И быстро вылепил медальон диаметром сантиметров двадцать, на котором он изобразил профиль Коко. Затем он принялся за бюст ребенка... Но скульптура - "титанический труд", в особенности при его "несчастных руках"! И Ренуар снова взялся за кисть.
И все же велико было искушение заняться ваянием. Придет время - он удовлетворит эту страсть.
* * *
Покой. Тишина. Только ветер шелестит в оливковой роще.
– Смотрите, хозяин!
– сказала вдруг Габриэль.
– Я нашла маслину!
...Шелест оливковой рощи, в нем чудится шепот минувших веков - так раковины порой хранят память о шуме моря. В теплые дни раздается пронзительный металлический стрекот стрекоз: недаром Ван Гог, умерший восемнадцать лет назад, говорил, будто стрекозы "поют по-древнегречески".
"Простите, что я так долго не подавал о себе вестей, - писал Ренуар в начале 1909 года Альберу Андре, - это просто от великой лени. Ведь я поэт. Меня всякий день уверяют в этом. А поэты мечтают. О солнце, о запахах, о дальних морях, мало ли о чем? Да, еще я покрикиваю на Габриэль, Где уж тут все успеть".
С неба струился свет, тот же, что некогда освещал красоту новорожденной Анадиомены, только сегодня он окутывал наготу Габриэль, среди зелени позирующей Ренуару. Все в этом мире взаимосвязано. И все мироздание заключено в теле женщины.
– Но послушайте, Габриэль, - ответил ей Ренуар.
– Вы же знаете, в эту пору не бывает маслин. Это козий помет.
– Нет, это маслина, вот увидите, я сейчас ее съем, - заупрямилась Габриэль.
– О, нет... Вы правы, в ней нет косточки!.. [212]
Прошлой зимой проездом из Венеции в Кань заехал Клод Моне, и Алина приготовила в его честь необыкновенную рыбную похлебку. "Он так энергичен мне до него далеко", - говорил о нем Ренуар. Друзья приезжали один за другим: Дюран-Рюэль, Жорж Ривьер, Альбер Андре, Ганья, Воллар...
212
212 Рассказано Клодом Ренуаром.
Как-то раз Воллар в мастерской Ренуара задержался у начатой картины "Розы". "Это я ищу тона тела для обнаженной натуры", - пояснил художник.
Ренуар написал - сидящей на стуле, в белой полотняной блузке, под которой ощущается ее упругое юное тело, - девятнадцатилетнюю жительницу Каня Элен Беллон [213] . Она была невестой почтальона, который часто приносил почту в "Колетт". После долгих уговоров, особенно со стороны жениха, она согласилась наконец позировать художнику, но только в одежде. Ренуар надеялся, что, привыкнув к нему, она согласится раздеться. Но лучше бы он и не говорил об этом: Элен Беллон больше не появлялась в "Колетт". "Преступление!"
213
213 Эта картина в настоящее время находится в Лувре.
Шелестели оливы. Ветер приносил с моря смутный напев. На бедрах и груди женщин плясали блики света. Плоть женщины и плоть растений. В пору цветения роз Ренуар написал на фоне куста фигуру обнаженной девушки с изящными руками, с тяжелой копной волос. Ганья тут же унес с собой эту маленькую картину "Ода цветам", навеянную Анакреоном [214] .
"Преступление!" Плоть есть свет, плоть есть дух, кругом - одна безгрешная красота, прекрасная плоть этого мира.
214
214 Картина находится в Лувре.
В красоте - бог.
Садовник, приводивший в порядок сад "Колетт", предложил Ренуару выполоть сорняк. "Что значит - сорняк? " - спросил художник.
* * *
Кто утверждал, будто отныне Ренуар физически не в состоянии создавать картины крупного формата? Летом Ганья попросил художника написать для его гостиной два панно, по обе стороны зеркала. И Ренуар, передвигавшийся лишь с помощью костылей, взялся за композиции шириной в шестьдесят пять сантиметров и более полутора метров высотой.
Он должен был для этого работать стоя, хотя подкашивались ноги. Одолевала боль. То и дело он вынужден был присаживаться, отдыхать, но, набравшись сил, он снова покрывал красками холст. И все же Ренуар выполнил заказ. Плодом его усилий были две фигуры танцовщиц: одна с бубном, другая с кастаньетами. Гибкие, как сильфиды, в сверкающих костюмах, чем-то напоминающих наряды восточных женщин, танцовщицы сияли молодостью, и под покровами одежды угадывалось движение их тела.
"Мне особенно не на что сетовать, - улыбаясь, говорил Ренуар.
– Я не трясусь и хорошо вижу..."
С самой весны Париж восхищался русским балетом Сергея Дягилева: феерия декораций, необыкновенные прыжки танцовщика Нижинского вызывали всеобщий восторг.
Как-то вечером Эдварде и Мисиа затащили на одно из этих представлений все семейство Ренуаров. Художник не стал менять свой обычный костюм. Когда он входил в ложу Эдвардсов, множество лорнетов повернулось в его сторону. Театр являл собой ослепительное зрелище: публика была роскошно одета, черные фраки мужчин оттеняли белизну обнаженных женских плеч, на которых сверкали, искрясь, драгоценности. Габриэль, в старом платье Жанны Бодо, сшитом знаменитым портным, огорченная видом "хозяина", все время твердила: "Куртка, запачканная красками, и фуражка велосипедиста - на что мы похожи! "