Жизнь в авиации

Красовский Степан Акимович

В воздухе наши авиаторы почти никакого сопротивления не встречали. Лишь отдельные объекты противника прикрывались зенитной артиллерией.

В январе 1940 года на должность командующего ВВС 14-й армии прибыл полковник Т. Т. Хрюкин, прошедший испытание огнем в небе Китая вместе с другими советскими летчиками. Меня назначили его заместителем по бомбардировочной авиации, Короткова, приехавшего с Тимофеем Тимофеевичем, - по истребительной. Прислали группу инструкторов, побывавших в Испании. Среди них был и Петр Иванович Пумпур.

–

Прибыл к тебе, Степан Акимович, передавать боевой опыт. Будем истребителей на цели наводить стрелами. В Испании этот способ себя оправдал.

Петр Иванович быстро изобразил на бумаге линию фронта и места, где, по его мнению, следовало расположить стрелы.

– Ну что ж, опыт не очень-то солидный, но тем не менее, когда на истребителях нет радио, может пригодиться. Говорят, на безрыбье и рак рыба...

Пумпур рассмеялся и, перейдя на серьезный тон, продолжал:

– Мы получили в Испании неплохой опыт воздушных боев с фашистами. Оружие на самолетах надо срочно менять. Истребителям нужно пушечное вооружение.

В подтверждение Петр Иванович сослался на один из воздушных боев над Барселоной, когда ему вместе с другими истребителями-республиканцами пришлось отражать вражеский налет.

– Встретился я с итальянским бомбовозом "савойя". Бью по нему из пулеметов ШКАС, а он летит как ни в чем не бывало. Зло меня разобрало. Повторил атаку, и опять все пули, словно в перину, всадил... Третья атака тоже не принесла удачи. И когда боекомплект уже был на исходе, подошел почти вплотную и ударил по бензобакам. Наконец-то бомбардировщик загорелся. В общем, помотал меня итальянец, но и кое-чему научил. Мелковаты наши пульки для фашистских самолетов. А как вы тут воюете?

– Бомб бросаем много, а результаты малоэффективны. Одним словом, похвастаться пока нечем. Надо еще очень многому учиться, чтобы успешно воевать.

Военные действия носили очень своеобразный характер. Сплошной линии фронта не было. К нам в тыл то и дело прорывались диверсионные отряды вражеских лыжников. Однажды перед рассветом меня разбудил начальник погранвойск комбриг К. Ф. Синилов:

– Наша застава у Нот-озера ведет тяжелый бой с противником. Дом, в котором обороняются бойцы, окружен. Выручайте.

Мелькнула тревожная мысль: "А вдруг финны прорвались на тот аэродром, где базируются две наши эскадрильи на самолетах СБ?" Я немедленно поехал на аэродром, но там было все спокойно.

Для поддержки заставы с воздуха вылетело звено И-15 во главе с Борщевским. Летчики рассеяли вражеских солдат, но увлеклись атаками, не рассчитали запаса горючего на обратный путь при встречном ветре и были вынуждены сесть на территории противника. Уничтожив самолеты, они решили добираться в часть пешком, однако в пути обморозили руки и ноги и наскочили на вражескую засаду. Лишь несколько месяцев спустя им удалось вернуться из плена и снова встать в строй воздушных бойцов.

Наступил февраль. Заканчивалась

полярная ночь. На горизонте стал появляться оранжевый диск солнца.

Наши сухопутные войска и авиация стали действовать гораздо активнее. Чувствовалось, что приобретенный опыт не остался втуне. Летчики хорошо освоили район полетов, научились грамотно эксплуатировать самолеты зимой. Это придавало им уверенность. Повысилась эффективность бомбовых ударов, улучшилось качество воздушной разведки.

Радовали известия, приходившие к нам с Карельского перешейка. Прорыв "линии Маннергейма" развивался успешно. Наши войска продвигались к Выборгу.

Советско-финская война закончилась в марте. А вскоре после окончания военных действий меня вызвали в Москву. По пути я остановился в Ленинграде, чтобы представиться начальнику ВВС округа комкору Е. С. Птухину.

Птухина я знал давно. Он много и серьезно учился, отлично летал, обладал хорошими организаторскими способностями, - словом, рос быстро. И теперь, когда за плечами у него был опыт испанских боев, ему доверили высокий пост.

Встретил он меня доброжелательно. Мы обменялись новостями, вспомнили старых друзей.

Вскоре я уехал в Москву, к начальнику ВВС комкору Я. В. Смушкевичу. Вхожу в кабинет, а Якова Владимировича нет за столом.

– Заходите, заходите!
– услышал я голос из глубины комнаты.

Заглянул за ширму и увидел Смушкевича лежащим на кушетке, забинтованного, но веселого, неунывающего, каким я знал его раньше, на политработе. В двадцатых годах мы довольно часто встречались на совещаниях, а потом почти одновременно перешли на командные должности. Смушкевич переучился на летчика, стал командиром, воевал в Китае и в Испании. Впоследствии за подвиги дважды был удостоен звания Героя Советского Союза.

Несколько позже этой встречи генерал-майор авиации Г. М. Прокофьев, один из добровольцев, сражавшихся в небе Испании, рассказывал мне о Я. В. Смуш-кевиче:

– "Генерал Дуглас" - так называли республиканцы Якова Владимировича пользовался широкой популярностью. В кожаной куртке, широком черном берете, он мало чем отличался от других наших летчиков, но испанцы хорошо знали его. На аэродромах и на улицах Мадрида я не раз слышал, как, завидев Смушкевича, десятки людей приветствовали его возгласами: "Вива! Руса вива!"

"Генерала Дугласа" знали как героя Гвадалахары. А само это слово очень о многом говорило сердцу республиканцев. Именно там, под Гвадалахарой, был разгромлен итальянский экспедиционный корпус, нацеленный фашистами на Мадрид.

Весной 1937 года фронт перед столицей Испании оказался почти оголенным. Разрозненные заслоны республиканских частей, оказавшиеся на пути итальянцев, конечно, не смогли бы оказать серьезного сопротивления. Да враг и не принимал их всерьез, считая, что путь к Мадриду открыт. И вдруг свершилось чудо. Враг побежал под Гвадалахарой!