Жизнь высших миров
Шрифт:
Не была забыта и драгоценность. Когда облако рассеялось, или растворилось, мы увидели её челе посвящённого, золотую и алую, а у наставника, у которого уже была такая, — он носил её на левом плече, — она увеличилась в размерах и стала ярче. Я не знаю, как это происходит, но так трудно бывает объяснить то, что сами мы хорошо понимаем. Когда церемония окончилась, все мы вновь вернулись к своим занятиям. Всё длилось дольше, чем я описала, и имело очень благотворное воздействие на всех нас.
По ту сторону холма, на дальней стороне равнины, я заметила разрастающийся свет, и красивые его контуры напоминали контуры человека. Не думаю, что это было присутствием Господа нашего, но кого-то из великих Ангелов, который явился дать силу и осуществить Его волю. Без сомнения, некоторые
Теперь, мальчик мой, задумайся на минуту. Идёт ли это от твоего ума или через него, как ты говоришь? Когда ты сел за письмо, как ты и сам знаешь, мы старались избегать внушать тебе что-либо, и всё же ты немедленно рассердился, решив, что мы будто бы влияем на тебя. Разве не так?
Так, я искренне признаю это.
Совершенно верно. А теперь мы оставляем — не тебя, потому что мы всегда с тобой способом, которого ты не понимаешь, — но оставляем это писание и благословляем тебя и твоих близких.
Среда, 24 сентября 1913 г.
Представь, что мы попросили тебя заглянуть немного вперёд и вообразить последствия нашего общения, какими они видятся тебе относительно нынешнего состояния ума. Какой тогда, думаешь ты, была бы сущность событий и какими, думается тебе, видим их мы из нашей сферы духовного мира?
Это что-то вроде воздействия солнечного света, когда он падает на туман над морем и постепенно рассеивает его; вид, который он скрывал, становится более ясен глазу и более красив, чем когда он смутно проступал через окутывавшую его мглу.
Так мы смотрим на твой ум, и даже если солнце порой ослепляет своим блеском и скорее сбивает с толку, чем проясняет зрение, ты знаешь, что итог есть свет, итог всего — тот Свет, в Котором вовсе нет тьмы. Всё же свет не способствует тому, чтобы всё умиротворить, а, по мере своего прохождения, часто создаёт серии вибраций, которые приносят разрушения тем разновидностям живых существ, которые не созданы для того, чтобы выживать под лучами солнца. Пусть они уйдут, сам же иди вперёд, и по мере твоего движения глаза твои станут приспособлены для более яркого света, более величественной красоты Любви к Богу, сама сила которой, соединённая с совершенной Мудростью, обескураживает тех, кто не слит в одно целое со светом.
А теперь, дорогой сын, слушай, а мы расскажем тебе ещё об одном зрелище, которое порадовало нас тут, в краю собственного света Бога.
Мы бродили не так давно в прекрасном лесном краю, и по дороге мы чуть-чуть беседовали, но не более чем чуть-чуть, из-за ощущения музыки, которая словно растворяла всё прочее в своей священной мелодии. И вот перед нами увидели мы Ангела из более высокой сферы. Он стоял и смотрел на нас с улыбкой, но не говорил ничего, и мы осознали, что у него есть послание к одному из нас. Когда мы замерли в ожидании, он подошёл и, взявшись за край своего плаща — цвета янтаря — накрыл им меня, обняв за плечи, и, коснувшись щекой моих волос, потому что был много выше меня, сказал мягко: «Дитя мое, я послан к тебе Господом, Которому ты научилась доверять, и путь, что лежит перед тобой, виден Ему, но не тебе. Тебе дана будет сила исполнить всё, что придётся исполнить; и ты была избрана для миссии, которая нова для тебя в здешней твоей службе. Тебе позволят, конечно, навещать здесь твоих подруг, когда захочешь, но сейчас ты должна покинуть их на время, и я покажу тебе твой новый дом и занятия».
Потом все остальные окружили меня, и поцеловали, и пожали мою руку. Они были так же рады, как я сама — только это не вполне то слово, оно недостаточно умиротворенно. Немного погодя, дав нам время поговорить и подивиться, что могли бы значить его слова, он подошёл снова и на сей раз взял меня за руку и увёл за собой.
Мы шли долго, и затем я почувствовала, что мои ноги отрываются от земли и мы движемся в воздухе. Мне не было страшно, потому что его сила передавалась мне. Мы миновали цепь высоких гор, где было множество дворцов, и наконец после довольно долгого путешествия опустились в городе, где я никогда прежде не бывала.
Свет не был режущим, но мои глаза не были приспособлены для такой степени яркости. Скоро я обнаружила, что мы находимся в саду, окружающем большое здание со ступенями во всю ширину фасада, на верхней площадке было что-то вроде террасы. Здание казалось исполненным из цельного куска неизвестного мне материала различных оттенков — розового, голубого, красного и желтого — и сияло как золото, только нежнее. Во входном проёме, лишённом дверей, мы встретили замечательно красивую даму, величественную, но не надменную. Она была Ангелом Дома Скорби. Ты удивлён словом, употреблённом в этой связи. Вот что оно означает: это скорбь не тех, кто пребывает здесь, но жребий тех, кем они руководят. Скорбящие — это те, кто на Земле, и занятие живущих в этом доме состоит в том, чтобы посылать им вибрации, которые оказывают нейтрализующее воздействие на вибрации скорбных сердец на Земле. Ты должен понять, что мы здесь обязаны доходить до самой сути вещей и познавать причины вещей. А это очень глубокая наука, изучить которую можно лишь постепенно, шаг за шагом. Поэтому, когда я говорю о причинах вещей, я использую слово «вибрации» как слово, которое ты лучше сумеешь понять.
Дама приняла меня очень тепло и повела вовнутрь, где указала мне моё место. Оно не было похоже ни на что на Земле, так что его трудно описать. Но могу сказать, что весь дом, казалось, трепетал жизнью и отзывался на нашу волю и жизненную силу.
Итак, это моя нынешняя и самая последняя стадия службы, и она обещает стать для меня очень счастливой. Но я только-только начала понимать молитвы, которые приходят к нам сюда с Земли и регистрируются здесь, и вздохи попавших в беду мы слышим — или, скорее, они тоже регистрируются, и мы видим или чувствуем их и отсылаем свои собственные вибрации в ответ. Со временем это происходит само собой, но сначала требует больших усилий. Так мне показалось. Но даже усилия дарят отсвет благословения тем, кто этим занят.
Как я узнала, здесь много местностей, находящихся в контакте с Землёй, и это могло бы показаться мне невозможным, если бы не ответные вибрации, которые возвращаются к нам и показывают, сколько утешения и помощи мы посылаем. Я занята делом лишь понемногу каждый день, а потом выхожу и осматриваю город и его окрестности. И это всё просто восхитительно, даже более прекрасно, чем моя прежняя сфера, в которую я тоже наведываюсь, чтобы повидать подруг. Так что можешь себе представить беседы, которые мы ведём при встречах. Это почти такая же огромная радость, как и сама работа. Мир в Господе нашем Иисусе — вот атмосфера, окружающая нас. И это такая Земля, в которой нет темноты, и, когда все туманы окажутся в прошлом, дорогой мой, ты придёшь сюда и я покажу тебе всё — пока ты, возможно, не будешь способен взять меня за руку, как Он взял, и повести меня взглянуть на работу в твоей собственной сфере. Ты думаешь, что я делаю тебя предметом своего честолюбия, дитя моё. Да, так и есть, и это материнская — то ли слабость, то ли скорее благословение.
Четверг, 25 сентября 1913 г.
То, что мы хотим сказать тебе сегодня вечером, следует воспринимать как очень несовершенную попытку объяснить тебе значение того отрывка, о котором ты часто размышлял (Иоанн., XVI, 20 «Истинно, истинно говорю вам: вы восплачете и возрыдаете, а мир возрадуется; вы печальны будете, но печаль ваша в радость будет».), где Господь наш говорит Св. Петру, что он есть Его противник. Господь, как ты можешь вспомнить, был на пути к Святому Городу, и говорил Своим Апостолам, что Он будет убит там. Он, несомненно, стремился внушить им, что хотя людям может показаться, что Его миссия потерпела неудачу, однако в глазах, которые способны видеть так, как Он мог ими видеть, Его кончина будет лишь началом гораздо более могущественного и великолепного развития дарующей жизнь миссии, которую Он принял на себя от имени Отца и ради возвышения мира.