Жизнь взаймы
Шрифт:
Он с изумлением поглядел на нее.
— Далай-Лама уже сказал что-нибудь о снимках?
— Нет. Да и что он может сказать? Я не хочу ничего знать.
— Правильно, — сказал Волков. — Выпьем за это.
Он залпом осушил стакан и убрал бутылку.
— Дай-ка мне еще, — сказала Лилиан. — Стаканы совсем маленькие.
— Сколько твоей душе угодно.
Лилиан наблюдала за ним. Она ждала, что он будет уговаривать ее не пить, но Борис был достаточно умен: он угадал ее мысли.
— Налить еще? — спросил
— Нет. — Лилиан поставила стакан около себя, не дотронувшись до него. — Борис, — сказала она, — мы слишком хорошо понимаем друг друга. Ты слишком хорошо понимаешь меня, а я тебя, и в этом наша беда.
— Ты права, — сказал Волков. — Великолепная беда! Когда дует фЈн, ее ощущаешь еще острее.
Лилиан закрыла глаза.
— Иногда мне хочется совершить самый нелепый поступок. Сделать что-нибудь такое, что разобьет эту стеклянную клетку. Кинуться куда-нибудь, не знаю куда.
— Мне тоже, — сказал Волков.
Она открыла глаза.
— Тебе?
Волков кивнул:
— Всем этого хочется, душка.
— Почему же ты ничего не делаешь?
— Потому что все осталось бы по-прежнему. Я бы только еще сильнее почувствовал, что сижу в клетке.
— Я знаю, Борис. Я ведь тоже только так говорю. Сам понимаешь почему. Боюсь рентгена и не хочу этого показать.
Она услышала шум мотора раньше, чем его услышал Борис.
Машина Клерфэ взбиралась по петлям дороги вверх, потом она остановилась, и мотор заглох.
— Почему, собственно, ты его терпеть не можешь?
Волков немного помолчал. Его голова и чуть согнутые плечи темным пятном выделялись на фоне серебристого неба. Он вертел в руках стакан, в котором свет преломлялся так, словно стакан был хрустальный. Потом Волков улыбнулся.
— Может быть, потому, что когда-то я был похож на него.
— Разве это причина?
— А почему нет? Не хочу, чтобы мне напоминали о тех временах. Когда он уезжает?
— Не знаю. Думаю, что завтра.
— Люди оттуда всегда приносят с собой беспокойство.
Лилиан закрыла глаза.
— Хочешь спать? — спросил Волков.
— Да. Водка нагоняет сон. Водка и ветер.
Сквозь полуопущенные веки Лилиан увидела, как он прошел мимо шезлонга. На секунду большая фигура заслонила свет, а потом Волков двинулся дальше, и свет, казалось, стал еще ярче.
Лилиан была взволнована, она не могла заснуть. Лежать и читать ей тоже не хотелось. то от водки, — подумала она.
Немного погодя она встала и сошла вниз.
К ее удивлению, Клерфэ оказался один. Она ожидала, что с ним Хольман. Клерфэ сидел на скамье у входа.
— Где же ваша машина? — спросила она. — Я ведь слышала, как вы приехали.
— Машину я оставил на дороге. Я не доехал до верха.
— Из-за Хольмана?
— Да, — сказал Клерфэ.
— Где он?
В эту секунду послышался рев мотора.
— Там, — сказал Клерфэ, — он испытывает Джузеппе.
Лилиан встала и подошла к краю площадки перед входом в санаторий. Она увидела несколько елок, а за ними машину, которая медленно продвигалась вперед по ближайшему завитку дороги.
— Он едет! — крикнула она Клерфэ. — Задержите его!
— Зачем? Он еще не разучился вести машину.
— Да не потому! Он может схватить воспаление легких.
— Он тепло одет.
— Но не для открытой спортивной машины. Задержите его!
Поднявшись вверх по крутому виражу, машина миновала санаторий.
— Задержите его! — кричала Лилиан. — Он сейчас помчится как бешеный! Это может плохо кончиться.
Она выбежала на середину дороги.
— Он вас задавит, — сказал Клерфэ, оттаскивая ее в сторону.
Через секунду машина вынырнула из-за санатория и с ревом помчалась вниз с горы. Хольман махал им рукой и смеялся.
— Вы опоздали, — сказал Клерфэ, отпуская Лилиан.
— Надо было остановить его! Почему вы этого не сделали?
— Вы видели, чтобы Хольман хоть раз смеялся здесь так, как он смеялся сейчас? Я не видел.
— Вечером ему будет не до смеха. У него подымется температура.
— Я верю в пользу запретного. Это тоже терапия, — сказал Клерфэ. — А вы не верите?
— Для других не верю.
Клерфэ засмеялся.
— Хольман не такой уж твердокаменный, как вы полагаете, и он отнюдь не образец дисциплинированности. Вчера вечером он вовсе не лег в постель. Это он только так говорил. Он удрал вслед за нами, забрался в гараж, где мыли Джузеппе. Там он сел в машину и, видимо, устроил гонки на месте. Мне рассказал это парень, работающий в гараже. А когда он вышел из машины, то у него, по словам парня, был очень несчастный вид, и он брел, как лунатик. Поэтому я привел сегодня утром Джузеппе и сказал Хольману, что он может прокатиться разок.
— Значит, вы сами толкнули его на это?
— Я дал ему ключи и сказал, где стоит Джузеппе, — ответил Клерфэ. — Большего не потребовалось.
Клерфэ высоко поднял Лилиан и посадил ее рядом с собой на скамейку.
— Хотите подождать, пока он вернется? Это может быть не скоро.
Лилиан не ответила; но она и не уходила. Клерфэ посмотрел на нее. Как она молода, — подумал он. — Вечером она выглядела лет на пять старше. Странно, обычно бывает как раз наоборот.
— Дисциплинированность — похвальное качество, — сказал Клерфэ. — Но иногда на ней можно споткнуться. А когда спотыкается этакий твердокаменный субъект — это смешно; надо проявить в нужный момент немного человечности. Пусть Хольман рискнет и получит насморк, но зато снова поверит в себя. Это лучше, чем быть осторожным и считать себя калекой. Неужели вы не согласны со мной?