Жизнь взаймы
Шрифт:
И действительно – не успел он с коня сойти, как прискакал наш казак из дежурного разъезда, один из тех, что остались в лагере. Несколько дней назад черкасский атаман возобновил разъезды по киевской дороге. Их задание было наблюдать за переправой татар и за левым берегом.
Привез казак весточку от соседей наших с левого берега. Попросил Мурата крымский мурза Махмуд Зарембай узнать у атамана Иллара Крученого, нет ли у него в полоне его брата Ахмеда с сыновьями. А если есть – чего он хочет за их свободу?
– Пусть передадут мурзе крымскому. Раз он мое имя знает, значит, знает, какова судьба троих моих казаков, в степи сгинувших. За брата и племянников
При разделе добычи предложил атаману, чтобы он за счет атаманской казны выкупил из добычи все инструменты, припасы, скотину и передал поселенцам. А те за год-другой отдадут налогами. Монеты делить казакам не в пример легче будет, чем крестьянское барахло.
Атаман согласился, но с маленькими поправками. Передаст он это все барахло не гречкосеям, а мне. И монеты ему придется отдать не позже этой осени. После того как добычу продам. Что мне потом с поселенцами делать и как мне быть – это мои личные трудности, Иллар в такие мелочи вникать не собирался. Еще и пытался мне всучить это барахло по запредельным ценам. Помнил атаман, что в ценах я не силен, а то, что быстро учусь, забыл. Поезд уже ушел, когда меня надуть можно было, как тогда, с татарской лодкой. Выслушав его коммерческие предложения, сразу отказался:
– Не, батьку, не дело нам с тобой вдвоем цену добычи назначать. Пусть казаки решают, а я думать буду, здесь покупать или в Киеве на базаре. Бо дюже дорого выходит.
– Да что ты торгуешься, как жид на базаре! То ему дорого, это ему дорого! А за казаков не думай – не твоя печаль. С ними сам толковать буду.
– Ладно. Твоя, батьку, взяла. Делим все, как есть. Ничего тебе из добычи за счет казацкой казны выкупать не надо. С казаками сам потолкую, если чего продавать надумают.
– Ну, смотри, дело твое…
С казаками все вопросы решились значительно проще. После того как товарищество согласовало оптовые цены на основные элементы добычи: скотину, инструмент, коней, оружие и прочие ее составные части, – предложил выкупить некоторые из них за живые деньги. Естественно, все с радостью согласились. Казаки цены не задирали: никто не знал, что ему попадется в конце раздела. Поэтому назначали реальную цену, по которой от ненужных вещей можно будет избавиться на базаре.
Все крестьянское барахло вместе со скотиной потянуло почти на полторы тысячи монет серебром. Несмотря на то что удалось учесть во взаимозачет долги атамана и хлопцев за изготовленное на мои деньги снаряжение, около девятисот монет пришлось выложить. Это существенно подорвало мою наличную кассу, а ведь с наймитами нужно каждую субботу расплачиваться.
Но кое-какой жирок еще имелся. Атаман был мне должен триста монет за десять больших бочек ликера. А у него монеты точно есть, и в большом количестве. Если мои монеты кончатся, пойду с него долги требовать. До осени продержусь. Главное, зерно побыстрее достать и винокурню вновь запустить.
Из добычи мне еще перепало три коня и татарского барахла с оружием монет на девяносто. Казаки считали поход весьма удачным: доля вышла в пересчете на монеты около ста семидесяти монет серебром. Не считая долговременного дохода с гречкосеев, с которыми мне придется маяться. Ведь со следующего года все они начнут платить десятину дохода товариществу за защиту и землепользование. Правда, мы с Керимом индивидуальным разбоем добыли намного больше. Добыча Керима легко тянула на восемьсот монет, а моя на четыреста пятьдесят. Ее в общий котел вносить не нужно было, все нам осталось. Но и риски, конечно, несравнимы.
Следующие две недели выпали из сознания за множеством дел, которые нужно было решать одновременно. Временное жилье на шестьдесят семей, организация питания, быта, планировка будущих строений, колодцев, организация бригад, бригадиров и многое-многое другое. Но не это утомляло больше всего. Утомляло бесконечное нытье переселенцев, как все вокруг хреново, а они, мол, думали – придут, а вокруг все будет почти как в раю.
Особенно изгалялись бабы, обступая меня тесным кольцом, одновременно тарахтя визгливыми голосами, от которых вяли уши, при этом не давая мне проходу. Бить их мне претило категорически, а больше ничего они не боялись. На мои убедительные просьбы привести своих баб к порядку мужики пожимали плечами – мол, если тебе с саблями за плечами и нагайкой в руках слабо, чего ты от нас, убогих, хочешь?
Когда стало понятно, что так дальше продолжаться не может, ибо безнаказанность лишает представительниц лучшей половины человечества последних признаков ума в их прелестных (в отдельных случаях) головках, пришлось принимать радикальные меры. Собрав представителей худшей половины человечества, объяснил им текущую политическую ситуацию:
– Слухайте меня добре, мужики, чтобы потом не было обид. Слушать визг ваших баб у меня больше нет ни сил, ни мочи. Чья баба еще раз рот на меня откроет, сажаю всю семью на коней и вывожу на киевский битый шлях. Вот вам Бог, а вот вам порог. Татары ушли, совесть моя чиста. Дам один нож, полпуда каши на дорогу, чтобы с голоду не померли, – и с Богом. Ищите себе лучшей доли, коли тут вам беда. И не думайте, что шуткую. Все поняли?
– Поняли… – невесело загудели мужики.
На этом, естественно, история не закончилась. Лишь после того как на следующий день приехавшие со мной хлопцы усадили на коня голосящую бабу, решившую проверить серьезность моих намерений, ее детей, валяющегося в ногах мужика и увезли через речку в лес, наступил порядок. Ко мне подходили только бригадиры – и только после того, как позову. Остальные старались на глаза не попадаться. Была еще парочка семей, от которых избавился бы аналогичным образом, но одного раза хватило.
За изгоев не переживал: казацкие разъезды, купеческие обозы не дадут пропасть. А что охолопят – так тут за что боролись, на то и напоролись. Мужик – тряпка, баба – змея подколодная, пусть с ними кто-то другой мается. Как говорил один известный в истории человечества деятель, «лучше меньше, да лучше».
Хорошо, что лесопилку удалось до приезда атамана запустить: потом на нее ни времени, ни сил не хватило бы. К моему приезду первая дамба была полностью готова. Желоб вставили на высоте два с половиной метра от дна ручья. Над ним подняли дамбу еще на два метра. Желоб представлял собой параллелепипед со сторонами шестьдесят на восемьдесят сантиметров, сбитый из толстой колотой дубовой доски. Внутреннее отверстие сорок на шестьдесят сантиметров, по которому шла вода, можно было перекрыть специальным опускающимся запором. Им же можно было регулировать поток воды через желоб. Летом, когда уровень воды в ручье упадет, планировалось перекрывать воду на ночь, чтобы даром не бежала, а набиралась в запруде.