Жизнь за корону
Шрифт:
– Я все еще не понимаю, мадам, – пролепетал окончательно растерявшийся принц.
– Его императорское величество решил, что я таким образом намекаю: у него руки по локоть в крови. Вот и вспылил. Вечером он все мне объяснил и попросил прощения. Как видите, все очень просто.
Принц склонил голову в знак понимания, но, не будучи особенно смышленым от природы, так и не смог уяснить для себя связь между подписанием указа и выплеснутой в лицо императрице тарелке супа. Это инстинктивно поняла его невеста и перевела разговор на красоты окружающего их парка. Таким образом, печальный
Но супруга Великого князя Александра уже написала об этом в очередном письме своей матери, да и некоторые другие присутствовавшие на злополучном обеде были не в силах держать прошедшее в тайне. Репутация «экстравагантного безумца», которая постепенно закреплялась за российским монархом, приобрела, таким образом, очередное подтверждение.
Пока императрица с дочерью и ее женихом прогуливались в парке, Павел приказал позвать к нему великую княжну Екатерину. После бала и фатального для генерала Багратиона танца с великой княжной, император впервые удостаивал любимую дочь личной беседой, так что Като заранее готовилась к самому худшему, не исключая пострижение в монахини. Император уже пригрозил этим одной из невесток, так что ничего необычного в таком предположении не было.
– Вы меня звали, батюшка? – пролепетала Като, переступая порог отцовского кабинета.
– Звал, Катенька, – неожиданно ласково откликнулся Павел. – Садись.
Като испытала чувство невероятного облегчения. «Катенькой» отец звал ее очень редко, когда бывал в добром расположении духа. Значит, никакой кары не последует, но совсем успокаиваться было рано: императорский гнев мог вспыхнуть мгновенно из самой ничтожной искры.
– Теперь, когда две твои старшие сестры замужем, а третья просватана, пришло время позаботиться и о твоем будущем, – все так же ласково продолжил Павел. – И мне кажется, что оно должно быть куда более значительным, чем участь жены человека, пусть и царских кровей…
От этого намека Като пунцово вспыхнула:
– Виновата, батюшка…
– Ты пока еще ни в чем не виновата, а шалопай сей получил по заслугам. Хоть и носит генеральские эполеты, ума видно Бог не дал. Ну, да не о нем речь. Я хочу видеть тебя супругой твоего кузена, принца Евгения…
«И прозябать остаток жизни в его жалком княжестве, где из окон замка видна столица соседнего «государства», – хотела сказать Като, но во время прикусила язычок. Перечить Павлу даже она не осмеливалась, хоть и числилась в любимицах.
– … и впоследствии русской императрицей, – продолжил Павел. – Я издам специальный манифест, в котором назначу принца своим наследником, и, надеюсь, успею подготовить вас обоих к управлению Великой Россией. Ибо вы достойны этого более других.
Като потеряла дар речи. Когда в свое время формально бездетная и незамужняя императрица Елизавета Петровна назначила наследником своего племянника, сына покойной старшей сестры, это было по крайней мере логично, хотя никого особо не обрадовало. Но при четырех собственных сыновьях…
– Но Ваше императорское величество… Вы же сами изволили издать указ, в котором отныне престолонаследие происходит в России исключительно по мужской
– Я написал этот указ, могу написать и другой. Я – самодержец. Твой кузен Евгений примет православие под именем Павла, я уже решил. А твоему братцу надо быть монахом, а не наследником великой державы. Что ж, пострижется, будет настоятелем в какой-нибудь обители, со временем, глядишь, патриархом станет. Константин вообще сумасшедший, ему не то что трон – поместье доверить опасно.
– А Николай? Михаил?
– Они еще младенцы, – отмахнулся Павел, – неизвестно, что из них вырастет, да и вырастет ли вообще. Не думаю, что твоя достойная матушка способна воспитать настоящих царских сыновей. Единственное, что она может – это стать регентшей при одном из них. Знаю, знаю, именно об этом она и мечтает: овдоветь и царствовать.
– Батюшка…
– Молчи! Они все желают моей смерти! Кругом лжецы и мерзавцы, никому доверять нельзя. Даже твою бабушку, мою мать, отравили…
Павел осекся на полуслове, увидев в глазах дочери неприкрытый ужас.
– Папенька, – пролепетала она, – вы полагаете…
– Я полагаю, что ее убили интриги и козни окружавших ее мерзавцев, – нашелся Павел. – Твой же кузен еще не испорчен нравами русского двора, а ты… ты моя дочь. И я еще успею сделать из тебя достойную супругу монарха. Только помни: это пока наша с тобой тайна. Потому что есть еще один план, тоже секретный. Ты можешь стать французской королевой, а за Евгения я выдам Анну.
– Анна еще дитя… А во Франции нет королей.
– Если есть государство, у него должен быть повелитель. И он у него будет, вот увидишь. Этот корсиканец… он очень далеко пойдет.
– Простолюдин?
– Твоей знатности хватит на двоих.
– Но он же католик! И французы не потерпят православной…
– Один из их королей сказал: Париж стоит обедни. И принял католичество. В общем, я еще ничего не решил, мне нужно только знать: на чьей ты стороне?
– На вашей, батюшка, – тихо ответила Като.
Голова у нее кружилась и пылала, а руки были совершенно ледяными, когда она, точно сомнамбула, возвращалась в свои комнаты. Отец только что предложил ей на выбор две короны, едва ли не самые блистательные в мире. Ну, французский проект – это, конечно, почти сказка, а вот стать российской императрицей… Пусть ее кузен занимается армией, она займется всем остальным, как ее бабушка. А там… Екатерина Третья? Почему бы и нет? На войне случается – убивают, и не только рядовых солдат…
Като была еще слишком молода, слишком наивна и слишком взволнована, чтобы трезво оценивать ситуацию. Она еще не поняла, как сильно не любил Павел своего старшего сына, которому августейшая бабка желала оставить трон – в обход его, законного наследника, единственного сына. Не знала, как люто ненавидел Павел своих невесток – только потому, что их выбрала в жены своим внукам все та же ненавистная Екатерина. Не понимала, что Павел балансировал на грани безумия, подозревая в злодейских умыслах даже свою верную и кроткую супругу, и как стремился побыстрее сбыть с рук старших дочерей, да так, чтобы их супруги не стали ему соперниками.