Жизнеописания прославленных куртизанок разных стран и народов мира
Шрифт:
– А если, не смотря на все… я скажу тебе, что все-таки люблю, что из этого выйдет?
Она пожала плечами.
– Очень обыкновенное, – ответила она.– Король явился вторым, он вторым и останется!
– Милая Мария!..
Но оттолкнув его, она сказала:
– Нет! будем благоразумны. Завтра я жду герцога Оливареца; завтра вечером, мой друг, вы получите обо мне известие.
– Ты клянешься мне?
– Клянусь! Если я прелестна, – вы красивы! Если вы меня любите, – я люблю вас. Сначала любовь… потом всемогущество…
Эту ночь, столь чреватую событиями, Кальдерон провел, прогуливаясь по берегу Мансанареса; только при начале утра он пришел домой, разбитый и физически и нравственно.
Он спал, когда Инеса, камеристка Кальдероны, разбудила его, чтобы передать ему письмо:
«Мне необходимо сегодня вечером поговорить с вами, мой друг; необходимо. Я не шучу. От девяти до десяти я вас жду у себя, и без глупостей! Вы жестоко в них раскаетесь! Мария».
Кальдерон был точен. В девять часов он явился к своей возлюбленной.
Она приняла его в спальне.
В физиономии, в движениях молодой девушки было нечто, поразившее Кальдерона. Это была смесь радости и страдания, стыда и гордости; но надо всем царило какое-то приятное выражение.
– Педро, – быстро сказала она ему: – король меня видел вчера в театре… после спектакля король явился сюда, ко мне… Он меня любит… я буду его любовницей.
Кальдерон, сидевший рядом с актрисой, поднялся с своего стула, как будто тот превратился в колючки.
– Так вы меня для этого звали! – вскричал он.
– Разве бы вы предпочли, чтоб я не говорила вам до тех пор, пока я уже не буду принадлежать себе?
– Прежде ли, после ли – все равно!
– А! вы находите!.. Я думала, что вы будете благодарны мне, когда я, готовясь отдаться другому, – и кому же! королю! – вспомнила, что обещала быть прежде этого другого вашей. Но вы презираете мои слова!.. Вы презираете то счастье, которое я сохранила для вас… Пускай! Не будем говорить об этом!..
Он слушал молодую девушку, одурелый, остолбенелый…
– Любовница короля!.. Вы будете любовницей короля! – повторял он.
Она бросилась к нему, и, опаляя его своим дыханием, сжигая взглядом, сказала ему:
– Да. Я буду любовницей короля! Да, я хочу быть богатой, могущественной, ласкаемой… Но ты все не понимаешь? ты не слышишь?… Хотя счастливая выше моих надежд, мое счастье, однако, не сделало меня ни неблагодарной, ни лживой. Я клялась быть твоею в тот день, когда мне нечего будет желать… Мне желать больше нечего… и я говорю, что я люблю тебя! люблю всем сердцем за твой гений!.. И мы одни, совсем одни… А ты остаешься немым, неподвижным… Это ты не любишь меня!
Кальдерону казалось, что он грезил. Никогда воображение поэта не рисовало подобного положения. Какое-то облако затмило его глаза, его мозг…
– Ах! Если бы я мог умереть в эту ночь! – прошептал он.
Но он не умер.
Уверяют даже, что эта ночь, украденная совестливой Кальдероной у будущего любовника, имела продолжение. Кальдерон часто, тайком, видался с актрисой, сделавшейся любовницей Филиппа IV. После того, что она для него сделала; было бы слишком щекотливо со стороны поэта перестать любить только потому, что не его одного любили.
Но герцог Медина?
О! Кальдерона тоже сдержала слово. Он был первым после Кальдерона, потому что ему было только обещано, что он будет первым, до короля.
Повинуясь королевским приказаниям, Оливарец в одни сутки купил и великолепно убрал небольшой домик в окрестностях местечка Las Delicias. Устроившись у себя, однажды, в четверг, Кальдерона просила, чтобы король ужинал у нее в следующую субботу.
В глубине сада, в переулок, упиравшийся в берег Мансанареса, была маленькая дверь, наполовину закрытая бенгальскими розами и жасминами Азорских островов. Настоящая дверь влюбленных. В эту то дверь в пятницу, в полночь, входил Медина. И через нее же на другое утро, на рассвете, убегал от милой.
Филипп IV полагал, что чувствует к Кальдероне мимолетную прихоть, а она была три года его любовницей и обожаемой любовницей. В эти три года не проходило двух дней сряду, чтоб он не провел нескольких часов с нею в маленьком домике на Las Delicias. Королева не могла не знать о связи своего супруга с актрисой, ибо Кальдерона осталась на сцене; одной причиной может быть больше, почему она так долго сохраняла свою власть над Филиппом IV; она играла свои роли, и играла великолепно.
Кальдерона имела честь подарить Филиппу IV сына, Дон Жуана Австрийского, родившегося в 1629 году, и не имевшего ничего общего со своим знаменитым тезкой, сыном Карла V (кроме того, что оба они были побочными). Тем не менее он проложил себе дорогу. Очень любимый королем, который несколько раз поручал ему командование армией, в следующее царствование он наконец достиг звания первого министра.
В 1665 году, на Дон Жуана Австрийского сочинили песню, в которой между прочим Кальдерона была названа всесветной женщиной, т. е. женщиной принадлежавшей всем и каждому.
Это может служить доказательством, что в то время, когда она была любовницей короля, она не довольствовалась только Кальдероном и герцогом Медина, ибо два любовника – не весь же свет. Но несмотря на все исследования наши, мы не можем этого утверждать положительно.
Известно только то, что Филипп бросил ее столь же неожиданно быстро, как и взял, – через семь или восемь месяцев после того, как она родила. Ей еще не было двадцати лет. Не иметь двадцати лет, быть прелестной, полной жизни и страсти и быть осужденной навсегда оставить свет!.. Кальдерона плакала. Она рассчитывала на более продолжительное существование!