Жмурки
Шрифт:
Всё рушится.
Как только Алекс ушел, всё тут же полетело в тартарары.
И я не знаю, понятия не имею, что с этим делать.
Антигона удалилась с независимым видом, не бросив в мою сторону даже взгляда.
Суламифь, пробормотав, что пойдёт прогреть двигатель, тоже испарилась.
Лимузин так и стоит у наших ворот, — вспомнил я. — В гараж он не поместился. Вот и пришлось бросить машину на улице.
На соседний стул неожиданно
— Зачем это? — она была похожа на странный галстук. Шелковая, чёрная, но слишком тонкая. Я ничего не понимал.
— На глаз, — коротко сказала Амальтея.
—?..
— Пока твой глаз не восстановится, — терпеливо повторила она. — Тебе лучше поносить это.
Встав, она нежно провела руками по моим волосам, сняла со своего запястья резинку и стянула их на затылке. А потом аккуратно повязала мне на глаз повязку. И улыбнулась.
Я не выдержал.
Обнял её обеими руками, ткнулся в живот, как всегда, обтянутый чёрной сетчатой майкой, и громко втянул носом воздух.
Он Амальтеи пахло очень уютно: земляничным мылом, тушью для ресниц и антисептиком.
— Что я делаю не так? — спросил я глухо.
Она вновь положила руку мне на волосы и погладила.
— Всё.
Я вскинулся. Задрал голову, посмотрел ей в лицо…
— А что ты хотел? — спросила девчонка. — Чтобы я начала тебя утешать? Заверила, что всё не так плохо? Враги сгинут, шеф вернётся, и всё будет в шоколаде?
— Да, — честно сказал я. — Но ведь этого не будет?
— Всё в твоих руках, Шу.
Я моргнул.
Как это в моих? При чём здесь я?..
— Шеф оставил агентство Антигоне, — сам не зная зачем, сказал я.
— Ну да, — Амальтея невозмутимо кивнула. — Кто-то же и туристами должен заниматься. Денежки, знаешь ли, сами себя не заработают.
И я захлопнул варежку.
Всё это время я даже не задумывался, откуда у нас берутся деньги. Меня снабжали одеждой, кормили, поставляли патроны и прочую амуницию…
Даже платили — пусть небольшую, чисто символическую зарплату. Но учитывая, что тратить мне было особо не на что, я и не заморачивался.
А девчонки в это время, кроме того, что обслуживали нас с Алексом, ещё и зарабатывали бабло…
— Мне надо кое-куда отлучиться, — сказал я, поднимаясь с табурета. — И… Спасибо тебе. За всё, — притронувшись к повязке на лице, я отдал Амальтее шутливый салют.
Ты действительно большой ребёнок, Сашхен, — сказал я себе.
Точно, — раздалось в моей голове. — Большой, наивный анфан терибль.
Голос был на редкость ядовитым. Я улыбнулся.
Надо составить план, — вертелось в голове, пока я шагал к будочке рядом с гаражом. — Раз я сейчас всё делаю не так, нужно сосредоточиться. Подумать и понять, как сделать всё правильно.
Отпирая замки, я испытывал угрызения совести: мужики сидят там со вчерашнего дня.
Еды-то я им притащил, но вот возможности справить нужду у них не было…
Да, Сашхен, Женевская Конвенция тебя не похвалит, — это был не совсем голос. Скорее, эхо.
Но от того, что оно звучит в моей голове, становилось спокойнее.
Открыв дверь будки, я замер на пороге, моргая и приноравливаясь к царящему внутри полумраку.
Свет попадал только через дверь, яркими полосами ложась на пыльный, исчерченный следами пол.
Будка была пуста.
Осторожно войдя внутрь, я огляделся внимательнее — словно два взрослых человека могли, как пауки, забиться в угол.
Чёрт, — сказал я вслух. — Ничего не понимаю.
Если б Антигона их выпустила — она бы мне сказала.
А кроме того, ключи от будочки были только у меня…
Но расслышав едва заметный шорох, я вздрогнул.
В углу, который я как будто внимательно осмотрел, светились желтые и неподвижные, с вертикальными зрачками, глаза.
Твою дивизию.
Ящер был довольно крупным — размером с овчарку. Он проявился из сумрака, из пыльных теней, словно на детской картинке, которую, чтобы увидеть изображение, нужно смочить водой.
Второй ящер был там же — сливался с каменной стенкой, и если б он не пошевелился, я бы так и пялился на него, не замечая.
Мимикрия. Рептилии способны проводить неподвижно многие часы, сливаясь с местностью, не подавая признаков жизни…
— Давайте, вы это… — чувствуя себя предельно глупо, обратился я к ящерам. — Перекидывайтесь уже.
И вышел.
Насколько помню, процесс этот довольно интимный, оборотни не любят, когда кто-то смотрит.
Изобретательно, — решил я, стоя спиной ко входу, изучая низкое, как провисшее ватное одеяло, небо. — Энергосберегающий режим. Ящерицы могут впадать в летаргию, не нуждаясь практически ни в чём.
Умно. Практично. И… чуток устрашающе.
— Сортир, — сказал парень, выходя из будочки и на ходу застёгивая пряжку ремня на джинсах.
— Там, — я кивнул себе за плечо, указывая на дом. — Слева от входа.
— Спасибо.
Второй молча кивнул и припустил следом.