Жнецы свободы
Шрифт:
– Больше похоже на шантаж, чем на условия, – заявляет Сорренс.
– Понимайте, как хотите, – отрезаю я, больше не собираясь ничего пояснять.
– Куда же ты пойдешь? – спрашивает Саймон, сцепив руки в замок и положив их поверх стола.
– Поселюсь в одной из провинций. – Пожимаю плечами. – Или уйду за пределы республики.
Краем глаза замечаю, как Кейн недовольно поджимает губы. Плевать, его это не касается! Я его с собой не зову.
– За пределы республики? – переспрашивает один из командиров, мужчина с невероятно широкими плечами и
– Именно. – Не собираюсь повторять это еще раз.
Они переглядываются, но больше ничего мне не говорят. Даже если бы и сказали, моего мнения им не изменить.
– Хорошо, я принимаю твои условия, – заявляет Сорренс.
– Дэниел! – восклицает отец. – Ты не можешь решать такое в одиночку.
– Саймон, ты, должно быть, забыл наше главное правило – мы никого не держим силой. А ваши семейные дела я предоставляю решать вам без постороннего вмешательства. – Сорренс отворачивается от него, тем самым показывая, что разговор окончен, а затем обращается к собравшимся. – Даю вам сутки на подготовку, завтра утром зайдете к Генри, он передаст вам последние инструкции. А теперь можете быть свободны.
Все поднимаются со своих мест и выходят наружу, в кабинете остаются только четыре человека. Отец смотрит на парней и твердо говорит:
– Ной, Артур, оставьте нас наедине.
Смотрю на них, Кейн не двигается с места, Ной хмурит брови.
– Все нормально, – говорю им.
Настало время проявить смелость и взглянуть в глаза своим проблемам самостоятельно.
Ной поднимается, заглядывает мне в глаза и тихо говорит, но его все равно слышат все, благодаря слуху Жнецов:
– Я буду прямо за дверью. Если понадобится помощь, только позови.
– Хорошо, – улыбаюсь скорее для него, чем для себя, затем поворачиваюсь к Кейну, который до сих пор не двинулся с места. – Кейн, – говорю мягко, – я в порядке. Мы просто поговорим. Много времени это не займет.
Бросаю взгляд на отца, который озадачен поведением парней. Кейн все-таки поднимается и кивает Ною на дверь, они выходят, и мы остаемся наедине. Нас разделяет несколько стульев, но все равно кажется, что он сидит слишком близко.
– Ты в порядке? – спрашивает он первым делом.
Этот вопрос вызывает у меня смешок.
– Да, – отвечаю коротко, не вижу никакого смысла объяснять подробности.
– Что Бишоп сделал с тобой?
Меня тошнит от беспокойства в его голосе.
– Ничего такого, за что я не смогла бы отомстить. Сейчас важно то, что больше он никому ничего не сделает, – сообщаю холодно.
– Я волновался, – он поднимается с места, – думал, что потерял тебя.
– Не стоило. – Тоже встаю и обхожу стол, всем своим видом показывая, что не хочу, чтобы он приближался. – К тому же, ты давно уже потерял меня.
– Не надо! – с досадой просит Саймон. – Ева, я люблю тебя и хочу наладить отношения. Позволь мне загладить свою вину!
Его слова вызывают злость. Поэтому я и избегала этого разговора, знала, что негативные эмоции возобладают надо мной. А сейчас я не доверяю самой себе. Какие бы чувства я к нему ни испытывала, убивать его не хочу. Отступаю еще на шаг.
– Ты не сможешь загладить свою вину передо мной! Никогда! – со злостью почти кричу я, спокойствие улетает к чертям. – Ты бросил нас, забыл? Такое не прощают.
– Я ушел не навсегда. Рано или поздно я забрал бы вас, – в отчаянии говорит он, чем вызывает еще больше отвращения к себе.
– Ты не мог тогда знать, что выживешь и все сложится так! – уже не сдерживаясь, ору я. – Ты выбрал свою жизнь, в которой не было места мне. Смирись с тем, что в моей жизни теперь нет места для тебя! – Он делает два шага в мою сторону, и я отшатываюсь. – Нет! Не подходи ко мне, иначе, я за себя не ручаюсь.
Саймон останавливается, его плечи поникают, в глазах блестят слезы. Мне противно на это смотреть, к тому же понимаю, что истерика захватит меня с минуты на минуту. Отвратительные слезы, которые я безуспешно пытаюсь прогнать, подкатывают к глазам, в носу щиплет, в горле образуется ком, не дающий нормально дышать.
– Послушай, – как можно спокойнее прошу я, прилагая для этого невероятные силы, – живи своей жизнью. У тебя есть Тереза. Создайте свою семью. А у меня есть… – замолкаю на полуслове, оглядываясь на дверь.
Это уже его не касается.
– Кто? Кто у тебя есть? – отец скептически поднимает брови. – Кейн? Ной? Не хочу тебя расстраивать, но все не так, как ты думаешь. Кейн оказывает тебе знаки внимания только потому, что ты стала похожей на него, теперь он может беспрепятственно к тебе прикасаться. Всем время от времени нужно женское внимание. А Ной… он был рядом с тобой только потому, что я его об этом попросил.
Что он несет? Хочется закрыть себе уши, чтобы не слушать этот бред. Отец никогда меня не обманывал, называл вещи своими именами, но говорить такое – это уже слишком.
– Перестань! – прошу едва слышно.
Помимо воли изо рта вырывается всхлип, и я с силой зажимаю рот ладонью, чтобы сдержать рвущиеся рыдания.
Меня не должны ранить его слова, но они ранят. Как бы я ни старалась отстраниться от него, ничего не получается. Если я останусь, он никогда не оставит меня в покое. Надо уходить. Хочу сорваться с места и бежать отсюда как можно дальше.
– Мне незачем тебя обманывать. Я желаю тебе только добра, ведь ты – часть меня и мамы…
Упоминание мамы от этого человека срывает мне крышу.
– Нет! – ору, что есть силы, уже не сдерживая рыданий. – Не говори про нее, лучше заткнись!
– Дочка…
Пелена ярости и ненависти к некогда любимому человеку застилает мне глаза. Хватаю первый попавшийся стул и с силой швыряю в него. Увы, спокойно поговорить не получилось. Саймон едва успевает увернуться, стул врезается в стену за его спиной и разлетается в щепки. В это же время распахивается дверь, боковым зрением вижу, как на пороге возникают Ной и Кейн. Они застывают на месте, но сейчас меня это мало волнует.