Жнецы свободы
Шрифт:
– Ты уверена, что хочешь этого? Я имею в виду, готова ли ты стать добровольцем? Ведь, – она делает небольшую паузу, а потом шепотом заканчивает мысль, – оттуда никто ни разу не вернулся.
– Да. Все в порядке. К тому же, я буду не одна. – Оборачиваюсь и смотрю на приближающегося Джоша.
– Спасибо, – говорит миссис Дэй, а потом порывисто меня обнимает. – Ева, твои родители гордились бы тобой.
Я улыбаюсь доброй женщине, но лучше бы она этого не говорила.
– Готова? – спрашивает подошедший друг.
– Да, идем, – отвечаю решительно.
– Удачи. Вам обоим, – говорит вслед миссис Дэй, сжимая в одной руке полотенце, а в другой ключи от дома, который теперь принадлежит ее семье.
Мы с Джошем благодарим женщину и отправляемся на главную площадь Рудников. Здесь соберутся практически все жители нашей провинции, чтобы поглазеть на добровольцев и проводить их, ведь среди них могут оказаться родственники и друзья, с которыми они, вероятнее всего, больше никогда не увидятся. Но вопреки возможным ожиданиям, в Рудниках таких смельчаков оказывается не так уж и много, всего от пяти до десяти человек. Люди боятся неизвестности.
До нас доходили слухи о тех немногих добровольцах, которым удалось получить свободу. Но кто они и из каких провинций были, неизвестно. Они разбогатели и живут в Нью-Варе, но что случилось с остальными? Об этом никто не распространяется, даже представители столицы, которые приезжают за новыми добровольцами.
Джош тоже решил попробовать получить свободу и уехать из Рудников. На самом деле, он собирался сделать это еще два года назад, когда ему исполнилось двадцать. Пока преодолеваем толпу, чтобы подойти поближе к месту отбора, погружаюсь в воспоминания о том кошмарном дне.
Два года назад мы пришли сюда все вместе: мои родители, я и Джош. Друг хотел стать добровольцем, и я гордилась его выбором. К тому времени у него уже никого не было, мама и папа погибли в результате несчастного случая. Мне было грустно, что нам придется расстаться навсегда, но я старалась не показывать обуревавших меня чувств, чтобы не давить грузом своих эмоций на плечи друга. Еще я слегка завидовала, что не могу вот так же взять и покинуть эту рабскую провинцию.
Во-первых, мне только исполнилось восемнадцать, а добровольцем можно стать после двадцати.
Во-вторых, я не могла бросить маму и папу, они бы этого не пережили
Я улыбалась до тех самых пор, пока папа внезапно не повернулся к нам с мамой:
– Ева, дочка, ты стала совсем взрослой. – Он серьезно посмотрел мне в глаза. – Теперь ты добываешь даже больше камней, чем мы с мамой вместе взятые. Я хотел сделать это уже давно, и вот теперь чувствую – время пришло. – Папа повернулся к маме. – Берегите друг друга.
Он коротко обнял сначала оторопевшую маму, потом ничего не понимающую меня, пожал руку Джошу, развернулся и отправился к ньюварцам, чтобы записаться добровольцем. Мама потрясенно замерла на месте, а я словно окаменела, застыла и превратилась в ледяную глыбу.
– Он бросил нас, – тихо прошептала я и посмотрела на маму, слезы в ее глазах уже готовы были прорвать плотину. Перевела взгляд на Джоша, который был потрясен не меньше нашего.
Папа тем временем уже прошел мимо Жнецов и записывался добровольцем, а затем, ни разу не оглянувшись, ушел.
Джош тогда решил, что подождет еще пару лет. Он видел мое состояние и не готов был оставить меня. В тот момент я поняла, что друг оказался мне ближе, чем родной отец.
Но, как оказалось, самое худшее ожидало меня позже. Через неделю мама бросилась со скалы, не пережив предательства мужа, который ни разу даже словом не обмолвился о своих планах.
Так у меня остался только Джош. Он помог пережить невероятное горе и предательство обоих родителей. Ничем иным оба поступка я назвать не могу. Один бросил меня ради призрачной свободы, а вторая предпочла смерть, а не поддержку собственного ребенка.
Год назад Джош осторожно заговорил со мной о новом отборе. Меня здесь больше ничего не держало, и поэтому долго уговаривать не пришлось. Весь последний год мы посвятили тренировкам и физическим упражнениям, ведь точно не знали, что нужно будет сделать ради свободы. И вот теперь мы были готовы покинуть это место, которое хранило слишком много печальных воспоминаний.
Подходим к неширокой площадке у подножия горы, на которой всегда происходит отбор. На самом деле я не знаю, почему эту процедуру так назвали. Ведь никакого отбора на самом деле нет. Люди просто записываются добровольцами, затем в течение пяти минут прощаются с родными и друзьями и уходят по одному из тоннелей вслед за представителями столицы.
По периметру площадки для отбора стоят Жнецы, это дает гарантию того, что люди не будут напирать слишком сильно. Справа вижу широкий стол, за которым сидит лысый худой мужчина, перед ним лежит стопка листов, в которые он будет записывать добровольцев. Рядом с ним сидит молодая женщина. Ее светлые волосы уложены в безупречную прическу, зеленый костюм ярким пятном выделяется среди серости, а нескрываемая брезгливость показывает ее отношение ко всему окружающему. Похоже, сюда она приехала не по своей воле. Еще один мужчина настраивает микрофон и готовится произнести речь. Он выглядит лет на тридцать пять, не больше. Холодные голубые глаза оглядывают толпу, но на лице не отражается ни единой эмоции.
Проходит еще минут пятнадцать, толпа растет, и я радуюсь тому, что мы пришли в числе первых и заняли лучшие места.
– Жители Рудников, – громогласно звучат первые слова голубоглазого. – Сегодня мы собрались здесь, чтобы отобрать новых добровольцев, которые желают получить свободу и жить в столице нашей республики. Желающие, прошу, проходите и заполняйте анкеты, потом у вас будет время, чтобы проститься с родственниками и друзьями.
Он выключает микрофон и отходит к столу. Мы с Джошем переглядываемся и решительно направляемся туда же.
Когда подходим к периметру площадки, двое Жнецов отступают в сторону, пропуская нас вперед. На секунду оборачиваюсь, но больше желающих не вижу.
Женщина в зеленом окидывает нас пренебрежительным взглядом и демонстративно отворачивается. Лысый скупо улыбается:
– Сразу двое? Отлично. С кого начнем? – Мы с Джошем переглядываемся, и я делаю крошечный шаг вперед. Лысый оценивающе оглядывает меня с ног до головы. – Превосходно. Имя, фамилия, возраст, заболевания?
На секунду теряюсь, но быстро беру себя в руки.