Жорж иномирец 3
Шрифт:
– Антош, ты сейчас рассказал нам о том, как можно стать богом? – Ляля внимательно слушала и сделала выводы.
– Да. Только ваш мир будет настолько божественным, насколько это есть в вас. Надо решить, хотите вы такой мир или можно стать лучше.
– Да, стать лучше не помешало бы. Первая мысль, которая пришла мне в голову, это нудистский пляж для участниц конкурса красоты. – Признался я и тут же нарвался на сжигающий взгляд Ляли.
Ох, уже наши отношения, похожие на поведение собаки на сене. Мы оба ревновали друг друга, но так и не знали, что нам с собой делать.
Воспользовавшись нашей заминкой,
Я тоже решил тряхнуть своим воображением, но сначала хотел определиться с темой. Однако, как только появилась возможность реализовать воображение, оно куда-то пропало. Я решил действовать от противного. Выбрать что-то в противовес воображенному змеем. Это была зима. Искрящиеся холмы снега заняли противоположную сторону пейзажа. Деревья под шапками белого снега склонились ветвями к прозрачному льду замерзшей реки. Желтое солнце разжигало холодный пламень в бесчисленных кристаллах снежинок. И это тоже выглядело впечатляюще красиво.
Затем я добавил немного интриги. Послышался звук колокольчика, он приближался. Мои друзья заворожено ждали появления его источника. И вот, раздувая пар из ноздрей и поднимая снежную пыль, появилась конная тройка. Кони, одетые в нарядные красные попоны тянули за собой деревянные расписные сани, в которых сидел пожилой мужчина с большой белой бородой, поверх синей атласной шубы с белой опушкой. В руке, одетой в красную рукавицу он держал посох. Повозка пронеслась мимо нас, окатив снежным ветром, и исчезла под затухающие звуки колокольчика за сугробом.
– И все-таки он существует. – Произнес я, и вздохнул.
– Кто это был? – Спросила Ляля.
– Дед Мороз.
– Неплохо. – Оценил мое воображение змей. – Только прохладно.
– Теперь я? – Спросила Ляля, будто не хотела воображать, боясь сравнения.
– Не бойся, я в тебя верю. – Я прижал ее к себе и потер ей рукой между лопаток.
Она мне призналась как-то, что у них приято гладить по спине, чтобы успокоиться.
Ляля закрыла глаза. Мы со змеем замерли, ожидая увидеть лесной пейзаж или что-то похожее на ее мир. Но тут началось совсем не то, чего мы ждали. Мир вокруг нас зашевелился, ожил, завертелся, как механизм непонятного назначения и принципа работы. Какие-то фигуры возникали из воздуха, вращались, трансформируясь на глазах и перетекая из одной формы в другую. Глядя сквозь них, перспектива менялась, удалялась, приближалась, меняла очертания.
Ляля открыла глаза и сама с удивлением уставилась на то, что придумала.
– Это что, наркотический бред? – Спросил я у нее.
– Я просто хотела создать мир, в котором нет такого понятия, как расстояние. То есть он искажается, но с определенным алгоритмом, чтобы можно было заранее знать, куда попадешь. Хоть к соседям, хоть на другую планету за один шаг. Малое повторяется в большом, большое в малом, а время имеет значение только для неподвижных предметов. И еще, каждый процесс обращается в свою противоположность.
Мы со змеем впали в легкий ступор, пытаясь понять, сколько в словах Ляли умных мыслей, и сколько желания поиздеваться
– Ляля, после этого мое отношение к тебе не будет прежним. – Заявил ошарашенный змей. – Я чертов гуманитарий с бездарным воображением.
– А я вообще застрял на уровне детского сада. Надо же, Дед Мороза представил. – Мне стало так смешно над самим собой.
Я не смог бы воспроизвести на словах, всё, что сказала Ляля, не говоря уже о том, чтобы воспроизвести в воображении.
– Ничего такого сверхъестественного. Иногда, перед сном я думаю о том, как устроен мир, чтобы понять, как в нем работают переходы. – Кошка скромно потупила взор.
– А я перед сном думаю, что мне с утра съесть яичницу или омлет. – Признался я. – Ляля, а если бы ты представила меня, я бы тоже выглядел, как существо с полотнища авангардиста?
– Без понятия, Жорж, ты не такой загадочный, чтобы о тебе думать перед сном. – Это была поддевка.
Ляля заигрывающе шлепнула меня под зад. Я бросился к ней, но куда там, она отскочила с грацией кошки в сторону, а я, как неуклюжая макака проскочил мимо.
– Ну, всё, друзья, вижу эксперимент подошел к концу, пора возвращаться, а то загадите своими сокровенными мыслями нетронутый холст.
Змею до сих пор не нравились наши заигрывания, хотя дальше них отношения никогда не продолжались. Да и не могли они продолжаться. Мы были слишком разными, чтобы даже предполагать это. Ляля позволила мне поймать ее за руку. Я притянул ее к себе, а змей тут же объял нас и вернул в родной дом на Транзабаре.
– Уф, завтра пойдем в городскую управу, проситься на работу. – Заявил Антош. – А то разбалуемся от безделья.
Глава 2 Виктор «Вий»
Если бы у каждого человека, как у всякой солидной фирмы имелся бы свой девиз, то мой звучал бы так: «если мужчина немного красивее обезьяны, то ему этого достаточно». Я, к примеру, был красивее гориллы, но пострашнее бабуина. Мне всегда казалось, что дело в яркости, броскости, которой у меня не было.
Моя маман была рада увидеть своего новорожденного сынулю, которого ей принесли через три часа после появления на свет, милого карапуза аристократической внешности, хорошо угадываемую даже под послеродовой отечностью. Оказалось, что это был не я. Врачи что-то напутали и тогда ей принесли ее настоящего сына, то есть меня. Моя дорогая родительница подняла настоящий скандал и попросила сделать генетическую экспертизу, потому что я был слишком некрасив, даже с учетом этой самой отечности.
Генетическая экспертиза подтвердила наше родство. С того момента, когда моя память начала оставлять в голове воспоминания, я регулярно слышал от маменьки этот мотивационный слоган про то, что мужчине достаточно быть красивее обезьяны.
Природа наделила меня странным угловатым черепом, на гранях которого всегда топорщились непослушные волосы. Маленькими глазками, делающими меня схожим с какой-нибудь крысой, задумывающей недоброе. Мама называла их «смородинками». Лопоухими ушами, завывающими в ветер как морские раковины. Большим носом, на который тоже имелся свой слоган-пословица: «Семерым рос, одному достался». Неправильным прикусом и двумя слишком крупными верхними резцами цвета слоновой кости. Моя улыбка, во время которой я пытался скрыть их, выглядела, как паралич верхней губы.