Жорж Санд
Шрифт:
Но отношения с Мюссэ, помимо его чисто-художественного влияния, имели и другое неизмеримо более важное значение в творчестве Жорж Санд. На опыте своих личных отношений с Мюссэ, она наконец нашла ответ на те вопросы, которые, до сих под неразрешимые, волновали ее. В «Индиане», «Валентине» и «Лелии» она говорила о трагическом положении женщины в буржуазной семье и обществе. В «Жале», «Габриэле» и «Личном секретаре» она находит выход из этого положения и указывает на него. Добровольный уход Мюссэ из ее жизни, рыцарское уваженье, проявленное им по отношению к ней и Паджелло в момент разрыва, представляются ей тем идеалом человеческих взаимоотношений, которого она искала и не находила вокруг себя. Предоставить свободу человеческим чувствам,
В «Габриэле» женщина рисуется уже не жертвой, а решительным борцом за свою самостоятельность; такова же и Квинтилия, героиня рассказа «Личный секретарь», заключающая втайне брак, делающий ее счастливой, но не налагающий на нее никаких обязательств мелкожитейского порядка по отношению к мужу. Брак как свободное и равноправное товарищество — таков идеал Жорж Санд.
Но нигде мысль о равенстве в браке мужчины и женщины, мысль, столь дерзкая в эпоху 30-х годов, не нашла себе такого яркого выражения, как в романе «Жак», где Жорж Санд рисует положительный тип мужчины и мужа: Жак, узнающий о любви жены к другому, предоставляет ей свободу и уходит от нее. Презрение и клевета, преследующие женщину, нарушившую брак, неминуемо должны обрушиться на его неверную жену. Чтобы избавить любимую им, хоть и охладевшую к нему, женщину от преследований общественного мнения, великодушный Жак кончает самоубийством, придавая этому самоубийству видимость случайной смерти.
«Жак», написанный весной 1834 года под очевидным влиянием только что пережитого разрыва с Мюссэ, произвел огромное впечатление на современников. Широкий взгляд на вопросы чувства, прямой вызов, брошенный католическому догмату нерасторжимости брака, создали роману огромную славу; она вышла далеко за пределы Франции, и революционная проповедь освобождения женщины нашла большое количество сторонников во всех странах Европы. «Жака» переводили на все языки. Представители реакционной официальной идеологии монархической религиозной Европы на страницах газет и журналов с яростью напали на автора разрушительных произведений. После напечатанья «Жака» Жорж Санд сделалась больше чем когда бы то ни было мишенью для насмешек и клеветы. Проповедь ее действительно разливалась пожаром, и простодушная Аврора Дюдеван, так много страдавшая в своей личной жизни от незаконности своего положенья и так старательно ищущая брачного и супружеского счастья, сделалась опорой всех угнетенных и томящихся в цепях супружества женщин.
Венецианские произведения превратили известность Жорж Санд в европейскую славу.
Глава шестая
Париж
Декорация должна быть в согласии с происходящими в ее рамках событиями. Жорж Санд не учитывала нелепости перенесения своего венецианского приключения на парижскую почву. Здесь у нее были друзья, литературная слава и иная слава, не менее ей дорогая — слава избранной натуры. Париж потребовал своего. То, что могла себе позволить никому неизвестная французская путешественница, было запретно для знаменитой писательницы Жорж Санд. Литературный Париж и враги ее с насмешливым любопытством ждали дальнейшего развертывания драмы. Друзья и родственники Мюссэ клеветали: Поль де Мюссэ оплакивал брата, попавшего в руки недостойной женщины, ближайший друг Мюссэ — Альфред Таттэ старался излечить рану своего друга каленым железом искренности, лукавый Сент-Бев готовился к роли наперсника и миротворца, в Ла-Шатре и в Ногане своим чередом наматывался клубок провинциальной сплетни. Счастливого соперника Мюссэ ждали с недоброжелательным любопытством.
Войти в этот насмешливый, злобствующий круг под руку с тяжеловатым, добродушным Паджелло было актом большого героизма. Жорж Санд
Мюссэ попросил свидания. В этом свидании та, которая называла себя его матерью, не могла отказать. Предстояло возобновить венецианские сверхчеловеческие чувства.
Смех и шум вокруг трагикомедии возрастали. Появляясь где-нибудь с Паджелло, Жорж Санд чувствовала, что носит на себе, как пятно, его близость. Сент-Бев осторожно сводил ее с прежним любовником. Этот прежний любовник при создавшихся новых обстоятельствах показался ей пленительней, чем когда бы то ни было. Роль матери и друга стала казаться ей недостаточной, и она поняла наконец ее неуместность рядом с настоящей страстью Мюссэ.
Растерянный среди всех этих психологических сложностей, Паджелло наконец решительно отстранился. Жорж Санд попробовала установить с ним такие же отношения, какие были у нее с Мюссэ после разрыва. Паджелло отклонил эти попытки. Жорж Санд и Мюссэ опять остались вдвоем.
Слишком многое было пережито; и у того, и у другого было слишком много остро-горестных воспоминаний, чтобы было возможно какое-нибудь счастье. Мюссэ не мог забыть прежней боли и мстил за нее ревностью и недоверием. Жорж Санд пыталась обезоружить его раскаянием и кротостью. После венецианского опыта он не верил ни в то, ни в другое. Их отношения с каждым днем ухудшались.
Впоследствии в «Исповеди сына века» Мюссэ обвинил самого себя в разрушении этой любви. Он так вспоминал эти дни:
«После этих ужасающих сцен, упреков и обвинений, во время которых мой разум истощался, изобретая пытки для моего собственного сердца, полного жажды страданья и ищущего этих страданий в прошлом, меня охватывала странная нежность, восторг, доведенный до предела, заставлявший меня обращаться с возлюбленной, как с божеством. Оскорбив ее, я бросался перед ней на колени; как только я переставал обвинять, я начинал вымаливать прощенье; как только я переставал насмехаться, я начинал рыдать. Меня охватывал бред, лихорадка счастья, горестный восторг, — сила этих взрывов туманила рассудок; я не знал, что делать, что говорить, что изобрести, чтобы исправить нанесенные обиды. Я падал обессиленный и засыпал, а пробуждался с улыбкой на устах, смеясь надо всем и ни во что не веря».
Море клеветы, которое разрасталось вокруг их венецианского путешествия, толкало Мюссэ на новые и новые сцены ревности и обвинения. По обычаю романтиков любовная дуэль требовала большого количества секундантов. Секунданты давали обильные информации и памфлеты и литературные ссоры сопровождали этот слишком шумный роман. Замученный непрестанными письмами и излияниями, Сент-Бев наконец с досадой вышел из игры, которую сам затеял. Он осторожно дал понять, что роль врача около больного, не желающего выздоравливать, ему наскучила.
Наконец 6 марта 1835 года ближайший друг Авроры Букуоран получил от нее следующее знаменательное письмо.
«Мой друг! Помогите мне уехать сегодня, ступайте в почтовую карету в полдень и удержите для меня место. Потом заходите ко мне, и я скажу, что надо делать. Впрочем, на тот случай, что мне не удастся поговорить с вами, так как заботливость Альфреда очень трудно обмануть, — я вам сейчас все объясню в двух словах. Вы придете ко мне в 5 часов с озабоченным и деловым видом, вы скажете мне, что моя мать только что приехала, что она довольно серьезно больна и что мне нужно тотчас пойти к ней. Я надену шляпу, скажу, что скоро вернусь, и вы меня усадите в карету. Зайдите днем за моим дорожным мешком, вам будет легко унести его незаметно, и вы отнесете его в контору. Прощайте. Приходите тотчас, если можете, но если Альфред будет дома, то не имейте такого вида, точно вам нужно мне что-нибудь сказать. Я выйду в кухню, чтобы поговорить с вами».