Жребий Рубикона
Шрифт:
– Я могу узнать, о чем идет речь?
– Нет. Это наши внутренние дела, которые никого не касаются. Я даже написал Николаю Тихоновичу письмо, когда узнал обо всем, что здесь происходит. Потом послание пропало, не понимаю, куда оно могло затеряться. Но он очень переживал, это я видел.
– Учитывая внезапную смерть Моркунаса, вы могли бы дать мне хотя бы некоторые пояснения, – заметил Дронго.
– Не могу. Все оказалось не просто. Мне тоже казалось, что можно разрядить ситуацию одним увольнением. Но я неправильно представлял себе обстоятельства дела. Все зашло слишком далеко. И сейчас мы постепенно расчищаем эти «авгиевы конюшни». Я думаю, что уже к следующему месяцу мы все закончим.
– Значит, вы считаете смерть Долгоносова естественной?
– Конечно. Приезжала целая бригада врачей. И медики дали свое заключение. Я не врач и не могу об этом судить. Но я привык доверять профессионалам.
– Вам уже сообщили о том, что произошло вчера с вашим сотрудником? Моркунаса убили.
– Да, мне сказали об этом. Хотя следователь просил никому не сообщать об убийстве. Для всех это пока обычное самоубийство. Полицейские проводят расследование.
– Я вчера был в доме покойного.
– Вы напрасно сказали мне об этом, так как я вынужден буду рассказать обо всем следователю.
– Он меня там видел. И подполковник Никифоров тоже. Они сами пригласили меня в квартиру погибшего.
– Значит, вам нечего опасаться полиции, – криво улыбнулся Окрошидзе, – и вы можете спокойно сидеть здесь столько, сколько вам нужно.
– Вы знали, что в день своей смерти Долгоносов принял Соколовского и Моркунаса, которые просили поменять Калестинасу научного руководителя. И им вместо Николая Тихоновича стал профессор Соколовский.
– Конечно, знал. Об этой ненормальной ситуации известно всему институту. С одной стороны, Моркунас уже давно мог защитить докторскую диссертацию. А с другой – иметь научным руководителем супруга своей жены… Это было неправильно и неэтично. Они верно решили, что такую ситуацию нужно разрулить.
– И профессор Соколовский стал соавтором научных изобретений Моркунаса, – уточнил Дронго.
– Они вместе работают много лет, – сухо заметил Ростом Нугзарович, – и я не вижу ничего плохого в том, что он стал его официальным руководителем и соавтором. Или вы думаете, что это профессор Соколовский убил своего диссертанта, чтобы завладеть его открытиями?
– Пока не думаю. Именно поэтому приехал к вам, чтобы установить, кто мог быть заинтересован в смерти Моркунаса.
– Не знаю и не хочу гадать. Для этого существуют компетентные органы, которые проводят расследование.
– Вы хорошо знали супругу Моркунаса?
– Вы хотите сказать – вдову Долгоносова, – уточнил Окрошидзе, – насколько я понимаю, это ее нынешний статус.
– Пусть будет так. Вы ее хорошо знаете?
– Разумеется. Мы часто встречались с Далвидой Марковной еще тогда, когда она была замужем за своим первым мужем. И потом иногда встречались, когда она вышла замуж за Николая Тихоновича.
– Вы считаете, что это была внезапно вспыхнувшая любовь?
– Я ничего не считаю. И никогда не вмешиваюсь в отношения, которые меня не касаются. Николай Тихонович решил, что будет правильно, если он официально оформит свои отношения с женщиной, являвшейся супругой его сотрудника. Он терпеливо ждал, когда она официально разведется, и после этого оформил свои отношения. И даже усыновил ее мальчика. Я считаю, что он поступил порядочно и благородно. Что касается ее чувств к нему, то мне сложно о них судить. Безусловно, Далвида Марковна понимала, что, выходя замуж за Долгоносова, она очень сильно меняет свое имущественное, финансовое положение и свой социальный статус. Что и произошло. А смерть Долгоносова в таком цветущем возрасте вызвала целый ряд вопросов в силу своей неожиданности и не всегда адекватного поведения самой Далвиды Марковны.
– Что вы хотите сказать?
– То, что хотел, я сказал. И ничего больше.
– Вы считали ее недостойной такого супруга?
– Несколько иначе. Я считал, что он не имеет права делать подобный выбор. Но я никогда не лез со своими советами или рекомендациями. Это просто не мой стиль. Хотя иногда случаются и исключения. Но это касается только нашей работы, когда я могу позволить себе вмешаться. Если считаю необходимым. Но в личной жизни предпочитаю не давать людям советы.
– У погибшего могли быть личные враги в вашем институте?
– Не думаю. Он был спокойным человеком. Никогда ни с кем не ссорился, не конфликтовал. Занимался своим делом. Нет, не думаю.
– В тот день, когда умер от разрыва сердца Долгоносов, к нему заходили вы, профессор Соколовский с Моркунасом, ваш начальник отдела кадров Кошкин и Балакин. Никого из посторонних здесь больше не было.
– Ну и что, что заходили? Все пятеро, кого вы назвали, уже не первый год трудятся в нашем институте и не первый год работали с Николаем Тихоновичем. И все могли войти к нему по конкретному делу. Меня он вызывал сам.
– В этот день он обедал с каким-то человеком в ресторане «Марио». Мужчина с такой запоминающейся внешностью – крупной седой головой и усами. Вы не знаете такого среди знакомых бывшего директора?
– Нет, не знаю. Может, кто-то из его родственников? Лучше спросите у его сестры или дочери. Не думаю, что Далвида Марковна могла знать всех знакомых Долгоносова. Для этого она была его женой слишком непродолжительное время.
– Вы знаете, что я прихожу сюда по просьбе Раисы Тихоновны, сестры умершего директора института. И она убеждена, что ее брата убили. Сейчас как раз проводится экспертиза его одежды.
– Напрасно она все это затеяла, – с досадой произнес Окрошидзе. – Разумеется, никто не убивал Николая Тихоновича и не мог этого сделать.
– Но Моркунаса кто-то убил. Следователь убежден, что это было убийство. И сегодня наверняка получил нужные подтверждения от экспертов.
– Может быть. Может, это обычные грабители, которым несчастный Моркунас случайно подвернулся под руку. Я не знаю, что думать…
– Грабители обычно не инсценируют повешение, – терпеливо пояснил Дронго, – у них нет на это времени и желания.