Жребий Салема
Шрифт:
Она любила завтракать в одиночестве, прикидывая объем предстоящей днем работы. А недостатка в ней не ощущалось никогда. Сейчас в пансионе было девять постояльцев, включая новенького – мистера Миерса. Меблированные комнаты – а всего их было семнадцать – располагались в трехэтажном здании. И везде нужно убраться, помыть полы в коридорах и на лестнице, протереть перила, а в общей гостиной вычистить ковер. Она попросит помочь Проныру Крейга, если, конечно, тот не отсыпается после запоя.
Она как раз садилась за стол, когда скрипнула задняя дверь.
– Привет, Ирвин! Как жизнь?
– Сносно.
– Мне жаль. Ты не можешь оставить еще одну кварту молока и галлон этого лимонада?
– Конечно, – обреченно согласился он. – Я знал, что сегодня такой день.
Она занялась яичницей, не обращая внимания на его ворчание. Ирвин Пьюринтон всегда найдет чем быть недовольным, хотя, видит Бог, после того как его ведьма свалилась с лестницы в подвале и свернула себе шею, он должен чувствовать себя самым счастливым человеком на свете!
Без четверти шесть, когда она допивала вторую чашку кофе и только закурила сигарету, о стенку дома стукнулась свернутая в трубку «Пресс геральд» и угодила в куст роз. Третий раз за неделю! Судя по всему, доставка газет лишила парня Килби последних мозгов! Ладно, газета может подождать. Первые лучи солнца, проникавшие в окна с восточной стороны, окрашивали все золотом. Сейчас было самое хорошее время суток, и она не позволит ничему его испортить.
Пользование плитой и холодильником, как и смена белья, входило в плату за жилье, и скоро мирную тишину непременно нарушат Гровер Веррилл и Микки Сильвестр, которые спустятся вниз варить свою овсянку, а потом отправятся в Гейтс-Фоллс, где работают на текстильной фабрике.
Как будто в подтверждение ее мыслям, со второго этажа донесся шум спускаемой в туалете воды и послышались тяжелые шаги Сильвестра на лестнице.
Ева со вздохом поднялась и направилась доставать из кустов газету.
Пять минут седьмого утра.
Сэнди Макдугалл – худощавую девушку, уже начавшую терять зачатки девичьей привлекательности, – разбудил плач ребенка, и она с трудом поднялась, так и не сумев разлепить веки.
– Иду! – крикнула она.
Ребенок, услышав ее голос, разошелся еще больше.
– Заткнись! Сказала же, что иду!
Она добралась по узкому проходу дома на колесах до кухни, вытащила из холодильника бутылочку Рэнди и, посомневавшись, решила ее не разогревать. Если так проголодался, то выпьет и холодным.
Вернувшись в спальню, она недовольно посмотрела на своего болезненного и капризного десятимесячного сына. В прошлом месяце он начал ползать. Может, у него полиомиелит или еще что. Руки у мальчика были чем-то перепачканы, стены тоже. Она наклонилась, пытаясь сообразить, во что он вляпался.
Сэнди исполнилось семнадцать лет, и в июле они с мужем отметили свою первую годовщину свадьбы. Она вышла замуж за Ройса Макдугалла на седьмом месяце беременности, когда живот был очень даже заметен. Их брак был благословенным спасением, как верно выразился отец Каллахэн. Правда, сейчас он казался больше похожим на кучу дерьма.
Приглядевшись к сыну, Сэнди с ужасом поняла, что именно дерьмом тот и перемазался, испачкав руки, волосы и стену. Она стояла с холодной бутылкой в руках, тупо глядя на него.
И ради этого она бросила школу, друзей, отказалась от заветной мечты стать манекенщицей! Ради этого убогого трейлера с кишащими на полках муравьями! Ради мужа, который весь день работает на фабрике, а вечера проводит в баре со своими никчемными друзьями или за игрой в покер. Ради сына, так похожего на своего придурка отца и перемазавшего своим дерьмом все вокруг.
Ребенок орал во все горло.
– Заткнись! – взорвалась Сэнди и запустила в него пластиковой бутылкой. Та угодила ребенку в лоб и опрокинула его на спину. Малыш зашелся в крике, размахивая ручками. Под волосиками проступило красное пятно, и на Сэнди накатилась волна из жуткой смеси удовлетворения, жалости и ненависти. Она достала малыша из кроватки как тряпку.
– Заткнись! Заткнись! Заткнись! – Не в силах сдержать себя, она дважды сильно его шлепнула.
От боли ребенок уже не мог кричать и только задыхался. Его лицо посинело.
– Прости меня, – пробормотала Сэнди. – Господи Боже! Прости. С тобой все в порядке, малыш? Подожди, сейчас мамочка тебя вытрет.
Когда она вернулась с мокрой тряпкой, глаза у Рэнди заплыли, и под ними наливались синяки. Но бутылочку он взял, и когда Сэнди начала вытирать личико влажной тряпкой, беззубо улыбнулся.
Она решила сказать Рою, что ребенок упал со столика, когда она его переодевала. Муж поверит. Дай Бог, чтобы поверил!
Без четверти семь утра.
Большинство «синих воротничков» Салемс-Лота находились в пути на работу. Майк Райерсон принадлежал к тем немногим, кто трудился в самом городе. В годовом городском отчете он числился служащим по уходу за территорией, но фактически присматривал за тремя городскими кладбищами. Летом работы хватало, но и зимой он не сидел сложа руки, хотя некоторые, вроде заносчивого владельца магазина скобяных товаров Джорджа Миддлера, думали иначе. Майк подрабатывал помощником городского гробовщика Карла Формана, а большинство стариков отходили в мир иной именно в зимние месяцы.
Сейчас он в своем пикапе направлялся по Бернс-роуд; в кузове машины лежали секаторы, шпалерные ножницы, работающие от аккумулятора, коробка с переносными ограждениями, монтажный лом для выравнивания покосившихся надгробий и две газонокосилки фирмы «Бриггс и Страттон».
Майк собирался покосить утром траву на Хармони-Хилл, подправить, где нужно, каменную ограду, а после обеда отправиться на другой конец города, где на Школьном холме располагалось еще одно кладбище. Туда нередко наведывались учителя, чтобы сделать наброски с могил членов канувшей в Лету общины шекеров [5] . Из трех городских кладбищ Майку больше всего нравилось то, что на Хармони-Хилл. Оно, конечно, не было таким старым, как на Школьном холме, но зато располагало к умиротворению и здесь росло много тенистых деревьев. Он надеялся, что когда-нибудь, лет так через сто, и его похоронят именно здесь.
5
Секта, называвшая себя «Церковь Царствия Божьего на Земле», отколовшаяся от квакеров в середине XVIII в.