Жрица моря
Шрифт:
Между нашим городком и морем лежат солончаки, да и сам город примостился на первых клочках подымающейся земной тверди. За городом находится заросшая лесами возвышенность, по которой проходит дорога в город. Возвращаясь по ней в сумерках, видишь покрытые туманом болота, миля за милей; а когда светит полная луна, они настолько смахивают на водную гладь, что невольно думаешь, будто море вновь решило поглотить эту землю.
У меня всегда вызывало странное возбуждение история земли Лайонес, ушедшей под воду вместе с церквями, которые все еще вызванивают свои призрачные мелодии под толщей воды. Недавно я отплыл из Дикмаута на лодочную прогулку и отчетливо видел в неподвижной прозрачной глубине отлива стены и башни древнего монастыря, погрузившегося в пучину одной штормовой ночью, когда река сменила свое русло.
Я много думал также об одной бретонской легенде, повествующей об исчезнувшем городе Ис и о его великих волшебниках; там говорилось о том, как однажды предательством выкрали ключи от морских ворот города и о том, как море вошло в город и затопило его. Меня интересовало: в чем была загадка Карнака, какие тайны хранил наш Стоунхендж, кто были люди, построившие их, и зачем они это сделали? И казалось мне, что существовало две религии, одна из которых была религией Солнца, а вторая — Луны; я представлял, что моя любовь к луне и к морю была более древней и что она была чуждой другим так же, как они чужды нам. И верилось мне, что друиды, первосвященники культа Солнца, должны были смотреть на странные морские огни забытой веры так, как мы сейчас смотрим на дольмены и древние могильные курганы.
Мне пришло в голову (сам не знаю, почему), что те, кто обожествлял Луну и Море, разжигали большие костры у самой верхней кромки прилива, и приливная волна, набегая на берег, уносила эти костры с собою. Иногда, не чаще раза в год, я видел движущиеся цепочки огоньков, мелькавшие в голых скалах. Черные скалы были покрыты глубоководной слизью, гигантскими раковинами и впечатляющего размера ракообразными, которые не могли более испугать рыбака, и было над всем этим колышущееся пирамидальное свечение, голубоватое от морской соли. И медленные волны восходящего прилива лениво лизали скалу и шипели, и чернели внизу, пока самый большой из огненных столбов не падал, искрясь, в воду; и после этого все вновь было неподвижно, за исключением медленного колебания черных волн, вновь накатывавших на скалы, уносивших обратно в бездну оставленных было гигантских ракообразных и моллюсков. Иногда эти видения, открывавшиеся внутреннему взору, приобретали для меня странную реальность и значимость. В этих видениях я мог ощущать то, что редко удается во сне, — я чувствовал особый, острый запах горящего дерева, погашенного морской водой.
Глава 4
Дела мои шли как обычно, не хуже, не лучше; в общих чертах я начал лучше разбираться в своих мыслях, особенно после одного поистине дьявольского приступа астмы, который случился со мной в тот мартовский день, когда подводились квартальные итоги, и у нас, как обычно, было особенно много работы. Тогда я испытал очень необычное ощущение: доктор счел необходимым ввести мне полную дозу наркотиков, помня о впечатлении от моего последнего приступа и не дожидаясь, пока я войду в критическое состояние, так что я лежал, почти полумертвый, равнодушный ко всему, и наблюдал в полудреме странные видения.
Мне казалось, что я покинул свое тело, совсем так, как это описывает Мульдон, и чувствовал что я нахожусь на солончаках подле Белл Хед. Я помню, что заметил с удивлением: вместо темной грязи речных наносов, которая лежит там сегодня, я обнаружил твердые и плоские желтые песчаные банки. Очевидно, здесь не было морских дамб; просто вода была там, где была вода, а суша — там, где суша, вместо той болотистой жижи, которую мы видим сегодня.
Казалось мне, что я стою на выступе скалы в окружении гнездящихся морских птиц, а прямо над моей головой на высоком шесте находится корзина-с легковоспламеняющимися дровами. Позади меня на узкой полоске берега лежал небольшой ботик, скорее даже весельная лодка, в точности похожая на изображение старой рыбацкой лодки из исторических книг. Я стоял возле маяка, готовый зажечь его, как только появится корабль, проходящий фарватером сквозь болота; и мы ждали этот корабль денно и нощно, мы высматривали его — ведь он должен был вернуться из дальнего морского путешествия — и мне это ожидание уже порядком надоело. Вдруг сквозь морской туман и опускающиеся сумерки я увидел этот корабль неожиданно близко. Это было длинное, низкое судно без привычной палубы для гребцов и с единственной мачтой. На ней развевался большой пурпурный парус, на котором малиново-красным был вышит дракон.
Когда судно приблизилось, я закричал — ведь зажигать маяк было слишком поздно. На корабле быстро спустили парус и скомандовали табанить веслами, одерживая судно прочь от песчаной банки. И в тот момент, когда корабль проплывал мимо меня на расстоянии броска, я заметил женщину, сидевшую в резном кресле на кормовом возвышении. На коленях у нее лежала большая книга. Согласно движению паруса она медленно подняла голову, и я заметил, что у нее было бледное лицо, пунцовые губы и длинные темные волосы, напоминавшие морские водоросли в период отлива. Золотая, украшенная драгоценными камнями лента охватывала ее волосы. Те несколько мгновений, когда корабль отворачивал от банки, я смотрел в ее лицо, а она — на меня, и глаза ее были странными, как у морской богини. Я вспомнил, что корабль, который мы ждали, должен был привезти из далекой заморской земли странную жрицу. Жрица была нам необходима для отправления нашего культа, ибо море разрушало дамбы, и затопляло земли, и было сказано нам, что она владела магической силой, способной обуздать море. Вот, думал я, морская жрица, которую мы так долго ждали. И смотрел я на нее, и она смотрела на меня.
Но вот она проплыла на своем корабле мимо меня и исчезла в тумане и надвигающихся сумерках, и я знал, что она направляется к высокому холму, возвышающемуся посреди устья реки в нескольких милях вглубь острова. На вершине холма находился посвященный Солнцу открытый каменный храм и неугасимый огонь; но под храмом была морская пещера, в которой поднимающаяся вода смывала жертвы, привязанные живьем к поверхности скалы. Ходили слухи, что Жрица Моря потребует многих жертвоприношений своей богине, и я поверил в это, когда увидел ее холодные странные глаза.
Но тут пришло время собраться с силами и помочь Скотти с составлением квартального отчета, так что времени на мечтания о Жрице Моря или о чем-нибудь другом больше не было.
Когда-то во времена моего дедушки жил один пожилой джентльмен по фамилии Морган, который владел большими угодьями в нашей округе. Умирая, он завещал свою собственность нашей фирме как агенту по доверительному управлению. После него все дела перешли к его сестре. У сестры, немолодой уже женщины, была компаньонка (по-моему, племянница) — с виду, чужестранка, предположительно французских кровей. Сами Морганы, как явствует из их фамилии, с какого-то времени считались уроженцами Уэльса; в любом случае, всегда казалось, что их корни далеко отсюда, хотя жили они на этой земле очень давно, из поколения в поколение. Так вот: в своем завещании старая леди отписала все своей компаньонке (что само по себе не лишено смысла, ибо, будучи последней в роду, она не имела более ни одной родной души на этом свете). Единственным условием завещания было принятие компаньонкой фамилии Морган. Компаньонка, которую всегда называли мисс Ле Фей, согласилась с этим условием и теперь звала себя Ле Фей Морган. Естественно, соседям было не под силу справиться со столь трудной фамилией и, когда отошло в мир иной поколение, лично знавшее мисс Ле Фей, их наследники стали звать ее просто мисс Морган toute courte.
Мой отец, действуя от имени и по поручению мисс Морган Первой, заложил все сельскохозяйственные угодья, описанные в последней воле старого полковника Моргана, и купил участки в Дикмауте, уповая на то, что в скорости это будет развивающийся приморский город, — ведь железная дорога уже достигла нас, и ожидалось, что ее протянут дальше к побережью. Но, как это всегда случается, на тот момент произошла какая-то заминка в строительстве железной дороги и она осталась там, где была. Так что оказалось, что отец продал все, что чего-нибудь стоило, приобретя взамен не стоившее ничего. Счастье его, что к тому времени старая леди умерла, не то, помяните мое слово, он бы выслушал от нее по сему поводу немало неприятных вещей.
В предвкушении ожидаемого приморского бума в каждой части Дикмаута отец выстроил целые ряды и террасы претенциозных семейных особняков. Здесь были магазины и ужасно грязная аркада для так и не появившейся железнодорожной станции; здесь было также и место для корабельного пирса, который, хвала Господу, так никогда и не был построен. С развитием автомобиля Дикмаут несколько воспрянул духом, так что мы в конечном итоге продали за приемлемую цену практически все; но к тому времени, как мы закончили все тамошнее строительство и благоустройство (ибо мой отец был действительно пророком Иеремией для всех, кому было по душе строительство на скорую руку), эта недвижимость принесла нам еще одну маленькую, но стоящую прибыль. Компаньонке, которая была бы достаточно богатой, если бы имела все то, что ей отписала старая леди, хватило лишь на то, чтобы кое-как сводить концы с концами и одеваться в черный бомбазин.