Жуков
Шрифт:
Насколько справедлив и объективен был в своих суждениях Г.К.Жуков?
А.А.Керсновский в своем труде «История русской армии» отмечал, что для солдат 1914 года офицеры были старшими членами великой военной семьи воспитавшего их полка. Отношения между офицерами и солдатами русской армии были проникнуты такой простотой и сердечностью, подобных которым не было ни в какой иностранной армии, да и ни в каких иных слоях русского народа. Однако к четвертому году войны на полк приходилось лишь пять-шесть коренных офицеров, редко больше (обычно на должностях командиров батальонов и заведующих хозяйственной частью).[22] В ротах и командах состояло 30–40 офицеров «военного времени», а командир полка, как правило, отбывал мимолетный ценз и ничем не был связан с полком. Офицерская среда была пестра по составу, разнообразна
Генерал А.И.Деникин в своих мемуарах критически оценивал состояние высшего командного состава к концу 1916 года. «Нужно сказать, что не только войска, но и начальники, — писал он, — получая редко и мало сведений о действиях на фронте, плохо разбирались в общих стратегических комбинациях… Нет нужды прибавлять, что технические, профессиональные знания командного состава, в силу неправильной системы высших назначений и сильнейшего расслоения офицерского корпуса мобилизациями, не находились на должной высоте».[23]
Таким образом, Жуков не только верно оценивал состояние дел в русской армии и ее офицерском корпусе, но и раскрыл свои основополагающие взгляды на военное дело, которые пронес через всю жизнь. Во главу угла ставились им близость офицера к солдату и полное взаимопонимание между ними, безусловный авторитет офицерского корпуса, доверие младшим командирам со стороны старших офицеров…
В августе 1916 года вице-унтер-офицер Жуков прибыл в составе пополнения в 10-й драгунский Новгородский полк 10-й кавалерийской дивизии Юго-Западного фронта. Дивизия была сосредоточена в Быстрицком горнолесистом районе, где она принимала непосредственное участие в наступательных боях, главным образом в пешем строю, так как условия местности не позволяли производить конные атаки.
Вскоре наступление выдохлось и фронт остановился. Началась позиционная война, сопровождавшаяся боями местного значения и частыми вылазками в тыл врага. Георгию Жукову тоже пришлось принять участие в боях, главным образом в разведывательных вылазках. Позднее он признавался: «Когда на войне очутился, поначалу была какая-то неуверенность под артобстрелом, но она быстро прошла. Под пулями никогда не наклонялся. Трусов терпеть не могу». В октябре 1916 года Жуков, находясь вместе с товарищами в разведке на подступах к Сайе-Реген в головном дозоре, напоролся на мину и подорвался. Двоих тяжело ранило, а Жукова выбросило из седла взрывной волной. Очнулся он только через сутки в госпитале. Вследствие тяжелой контузии его эвакуировали в Харьков. Выйдя из госпиталя, долго еще чувствовал недомогание и, самое главное, плохо слышал. Медицинская комиссия направила Георгия Константиновича в маршевый эскадрон в село Лагери, где с весны стояли его друзья по новобранческому эскадрону. Покинув эскадрон молодым солдатом, Жуков вернулся сюда с унтер-офицерскими лычками, фронтовым опытом и двумя Георгиевскими крестами на груди, которыми был награжден за захват в плен немецкого офицера и контузию.
Вспоминая о последних месяцах накануне Февральской революции 1917 года, Г.К.Жуков отмечал, что в беседах с солдатами понял: они не горят желанием «нюхать порох» и не хотят войны. Все упорнее стали ходить слухи о забастовках и стачках рабочих в Петрограде, Москве и других городах. Говорили о большевиках, которые ведут борьбу против царя, за мир, за землю и свободу для трудового народа.
Несмотря на то, что Жуков был унтер-офицером, солдаты относились к нему с доверием, и после Февральской революции он избирается председателем солдатского эскадронного комитета. Летом эскадрон был переброшен на станцию Савинцы под Харьковом, где Жукова и застала Октябрьская революция. В автобиографии 1938 года он отмечал: «Участие в октябрьском перевороте выражал в том, что эскадрон под руководством комитета встал на платформу большевиков и отказался „украинизироваться“ (то есть превращаться в украинскую национальную воинскую часть, подчиненную Центральной Раде в Киеве. — В.Д.)».
Вскоре по решению солдатского комитета эскадрон был распущен по домам. Всем солдатам были выданы справки, удостоверявшие увольнение со службы, и рекомендовалось захватить с собой карабины и боевые патроны.
В конце сентября 1918 года Жуков прибыл в Малоярославец, где располагался призывной пункт. Но по причине перенесенного тифа в Красную Армию его не приняли. Было принято решение ехать в Москву и там записаться в армию добровольцем. Правда, в автобиографии 1938 года он отмечал: «В РККА — с конца сентября 1918 года по мобилизации. Службу начал в 4-м Московском полку (кавалерийском) с октября 1918 года».
В служебной карточке Г.К.Жукова, хранящейся в архиве, отмечено, что он вступил в Красную Армию добровольно 1 октября 1918 года. Дивизия, в которую его зачислили, была сформирована на основании приказа Высшего Военного Совета № 54 от 19 июня 1918 года и называлась Кавалерийской дивизией Московского военного округа. В сентябре она была переименована в Московскую кавалерийскую дивизию. В ее составе и формировался 4-й Московский кавалерийский полк.[24]
К этому времени Жуков уже накрепко связал себя с партией большевиков, состоял в группе сочувствующих, готовясь к вступлению в РКП(б). «Группа сочувствующих в эскадроне, — вспоминал он, — состояла из пяти человек, и, несмотря на ее малочисленность, товарищи Трофимов (секретарь партийного бюро 4-го Московского кавалерийского полка. — В.Д.) и Волков (комиссар полка. — В.Д.) приходили к нам не менее двух раз в неделю, чтобы побеседовать о внутреннем и международном положении, о том, что предпринимает партия на фронтах. Эти беседы затягивались надолго и были очень интересны, особенно когда шла речь о борьбе большевиков с царизмом и о жарких схватках в октябрьские дни в Петрограде, Москве и других промышленных городах страны… 1 марта 1919 года меня приняли в члены РКП(б). Многое уже теперь забыто, но день, когда меня принимали в члены партии, остался в памяти на всю жизнь».[25]
Нельзя исключать вероятность того, что в этот день Г.К.Жуков был принят лишь в кандидаты, а не в члены партии. Такой точки зрения придерживается, например,В.Г.Краснов, автор книги «Неизвестный Жуков. Лавры и тернии полководца. Документы. Мнения. Размышления». Он пишет, что обнаружил в архиве документ, в котором четко сказано о приеме Жукова из кандидатов в члены РКП(б), и произошло это после 8 мая 1920 года, так как предыдущий протокол (№ 9) датируется именно этим числом.
В мае 1919 года Московская кавалерийская дивизия была переброшена из Москвы в район Самары, где вошла в состав Южной группы армий Восточного фронта, которой командовал М.В.Фрунзе. К этому времени войска адмирала А.В.Колчака вышли на подступы к Самаре и Казани. Одновременно в тылу Восточного фронта вспыхнули антибольшевистские восстания, а казачьи части 9 мая окружили Уральск. Имея значительное превосходство в коннице, противник продолжал развивать наступление на Саратов и Самару.
Командующий Восточным фронтом бывший генерал А.А.Самойло потребовал от М.В.Фрунзе «напрячь все усилия к быстрейшему подавлению восстаний в Уральской и Оренбургской областях и прочному обеспечению за нами этих районов, для чего в ваше распоряжение передаются 3 бригада 33 дивизии, Московская кавалерийская дивизия, два полка Самарской рабочей бригады и Казанский мусульманский полк».[26]17 мая части Московской кавалерийской дивизии прибыли на станцию Ершов, которая была узлом не только железных, но и грунтовых дорог, что придавало ему особую важность в военном отношении. Здесь части дивизии начали подготовку к наступлению на Уральск. 21 мая Фрунзе приказал командующему 4-й армией К. А. Авксентьевскому сосредоточить в районе железнодорожной станции Шипово, кроме «частей отряда Плясункова, 3-ю бригаду 33-й стрелковой дивизии и 1-ю кавалерийскую дивизию, начать решительное наступление с целью разбить главные силы противника, действующего в районе западнее Уральска, и освободить осажденные в Уральске части 22-й стрелковой дивизии…».[27]