Жулик: грабеж средь бела дня
Шрифт:
Трудно было понять, в чем причина ее радости: то ли малолетка действительно соскучилась по отцу, то ли поверила, что он повелся на примитивную лапшу об «изнасиловании»…
Шестилетний Дима Ермошин появился спустя минуту. Слизывая острым розовым язычком блестящие на верхней губе сопли, он непонятливо уставился на отца, которого видел впервые в жизни.
– Ну, здравствуй, чипиздрик, – с неожиданной теплотой проговорил Миша, целуя ребенка в макушку. – Как житуха, пацан?
– Нормальненько, – степенно ответил
– Ну, блядь, сколько тебе еще повторять можно, чтобы ты при старших не выражался?! – делано возмутилась Лида, замахиваясь на брата.
– Зачем же ты так… – примирительно хмыкнул Ермошин, доставая из внутреннего кармана любимую правозащитную брошюру. – Пусть выражается. Вот, почитай, че тут написано. «Статья 19. Каждый имеет право на свободу мнения и его выражения»… Ладно, Лидка. Успеем еще навыражаться. А щас мою откидку будем гулять. Вот, держи филки, купишь бацилл и бухла. Полчаса на магазин, полчаса на готовку. Все, время пошло. А я пока с наследником за жизнь перетру. Да, Димон?
…С праздничным столом Мандавошка постаралась на славу: вернувшийся из тюрьмы отец внушал ей панический страх. От этого прожженного урки с прыщавой мордой и татуированными пальцами можно было ожидать всякого…
Луковой стружкой золотились огромные отбивные. Тонкие прозрачные драчены, щедро залитые сметаной, напоминали бело-желтые кружева. Благородный янтарь коньяка радовал глаз, а его крепкий витой аромат щекотал обоняние.
От обозримой еды и предстоящей выпивки Кадр немного поблагодушествовал. Выпить за обедом он уважал. Уважал и в другие приемы пищи, и между приемами тоже.
– Давай, вертухайская рожа, выпей за мою откидку… если с нами, преступниками, выпивать не западло. – Миша щедрой рукой налил коньяка отставному лагерному охраннику, который даже за праздничным столом не желал расставаться с любимым пластмассовым автоматом.
– На свободу с чистой совестью, – согласился старик и немедленно выпил.
– И с тобой, доченька…
– Так она ведь брюхатая, – на удивление здраво напомнил дедушка.
– Ничего, пусть младенец организм закаляет. На зоне пригодится.
Выпив стакан залпом, Ермошин вгрызся в еду, как изголодавшийся пес. Желваки комьями запрыгали за ушами.
– А теперь, Лидка, рассказывай, – приказал он с набитым ртом. – Кто тебя трахнул? В ментуру заяву кинула? Что там сказали?
– Изнасиловал меня один местный пацан. – Лида смиренно потупила взор. – Леша Сазонов.
Вилка с поддетым огурцом выпала из рук Кадра и с тихим дзиньканьем упала на пол.
– Кто?! – не поверил Ермошин. – Жулик, что ли?
– А ты его откуда знаешь? – «Жертва насилия» поразилась не меньше отца.
– Да он у меня тут, на этой хате, в гостях был! И не один раз! Забыла, да?.. – Помолчав, бывший зэк взглянул на дочь со все возрастающим
Лида не успела ответить – в прихожей длинно и грустно задзинькал телефон. Судя по тембру и продолжительности сигнала, это был или междугородный вызов, или звонок с мобильника.
– Я возьму. – Поднявшись из-за стола, Ермошин прошел в прихожую и поднял трубку.
В святой день возвращения его беспокоил тот самый клиент, который и заказал вертануть в этом городе одно дело. Точней – клиентша. Миша ни разу не видел ее в лицо, заказ был получен через цепочку посредников, и все последующие контакты поддерживались исключительно по телефону. Но даже этих переговоров было достаточно, чтобы подтолкнуть подрядчика к следующим умозаключениям. Во-первых, заказчица прекрасно знает город и, видимо, находится где-то поблизости. Во-вторых, она – явно не русская, потому как очень смешно коверкает слова, совершенно не выговаривая букву «р».
Поздоровавшись с Мишей и поздравив его с возвращением, звонившая деловито напомнила суть заказа: ей, мол, очень мешает один человек… Совсем мешает.
Впрочем, об этом Кадр уже знал. Оставалось выяснить кое-какие детали, а также договориться о сроках и порядке оплаты.
– Возьми пакету на вокзале в камеле хланения, – с комичным акцентом сказала заказчица. – Там фотогляфия, бумаска с адлесом и задаток, тысяця «зелених»… Запомни, позалуйста, номель и код яцейки…
– Запомню. – Информация о задатке заметно подняла Ермошину настроение. – Когда его надо сделать?
– Луцьсе всего сегодня вецелом. У него в девять цясова лабота заканчивается. Хоцеся полуцить остальное сегодня? Делай!
– Тогда еще две тонны «зелени», – сказал Миша, подумав.
– Есьи сделаеся – полуцися пьямо сегодня в камеле хланения, – на удивление быстро согласилась заказчица. – Удаци…
Бросив телефонную трубку, Миша задумчиво закурил. Конечно, ему совершенно не хотелось покидать праздничный стол. Но нерусская заказчица, судя по всему, была бабой напористой и, главное, денежной. Да и в заказе не было ничего сложного.
– Папик, ты скоро? – нетерпеливо спросила Мандавошка, выглядывая в прихожую; ей очень хотелось выпить, но делать это в отсутствие татуированного родителя она явно боялась. – Отбивные выдыхаются, коньяк остывает.
– Нескоро. Вечером догуляем, – сказал Кадр, поспешно натягивая куртку. – У меня дела. Никуда не уходи. Так ты говоришь, тебя Леха Сазонов трахнул? Вот вечером ты обо всем этом и расскажешь… Знаешь, Лидка, я в одной умной книге такие слова прочел: «Каждый имеет право на свободу мысли». А мысль у меня очень простая: если пургу прогонишь – я тебе матку через жопу наизнанку выверну. Вместе с младенцем. Усекла мою мысль?!