Журнал 64
Шрифт:
Несомненно, он знал гораздо больше о данной теме, чем Карл.
Затем улыбка Ассада исчезла.
– И знаешь, что? Я ненавижу евгенику, – заявил он. – Ненавижу, когда кто-то считает себя более человеком, чем других. Расовое превосходство, ты в курсе. Разделение людей на более и менее ценных особей. – Он вперился взглядом в Карла.
Ассад впервые затронул такую тему.
– Но ведь именно о том идет речь, когда мы говорим о человеке, правда? – продолжил он. – Ощущай свое огромное превосходство над остальными, и тогда всё в порядке. Ведь к этому же все стремятся?
Карл кивнул. Стало быть, Ассад ощутил дискриминацию на собственной шкуре.
– То, что тогда совершалось, было
Роза на мгновение прервалась, чтобы придать следующему предложению больше веса.
– На мой взгляд, там были просто узколобые, до одурения самодовольные врачи-выскочки. Они спешили предложить свои услуги, если церковный приход желал избавиться от женщины, попиравшей принципы буржуазной морали. В каком-то смысле уподобляли самих себя Богу.
Карл кивнул.
– Или дьяволу, – добавил он. – Но я-то, честно признаюсь, считал, что женщины на острове были слабоумные. Конечно, сей факт не оправдывает обхождение, которое они там получали, – поторопился он сказать. – Возможно, даже наоборот.
– Тсс, – презрительно цыкнула Роза. – Да, их называли слабоумными. Возможно, так и выходило, исходя из результатов дурацких и примитивных тестов на интеллект, применяемых врачами. Но как назвать тех, кто позволял себе называть слабоумными женщин, проживших всю жизнь в нищете? Подавляющее большинство действительно были социальными отщепенцами, пускай; но с ними обходились как с преступниками или с низшими существами. Конечно, были там и слабоумные, и умственно отсталые, но далеко не все. Насколько мне известно, никогда еще до сих пор глупость в Дании не считалась уголовным преступлением, в противном случае не так много сейчас разгуливало бы на свободе бывших членов правительства. Иначе говоря, они совершали абсолютно неприемлемое преступление против человечности. Вряд ли Суд по правам человека и «Эмнести Интернэшнл» дали бы им медаль за их поступки. Но, черт возьми, нечто подобное до сих пор происходит в нашей стране. Только подумайте обо всех тех, кого пристегивают ремнями. Кого таблетками доводят до бессознательного состояния. О тех, кому отказывают в гражданстве, потому что они не могут ответить на идиотские вопросы. – Последнюю фразу Роза практически выплюнула со слюной.
«Ей нужно выспаться, а может, у нее просто месячные», – подумал Карл и полез в карман за печеньем Лизы. Он предложил ей попробовать, но она отказалась. Ах да, у Розы проблемы с желудком, вспомнил Мёрк. Тогда он предложил Ассаду, но и тот не захотел. Ну и слава богу, самому больше достанется.
– Послушай дальше. Известно ли тебе, что женщины не могли покинуть остров? Жуткое место, настоящая преисподняя. К обитателям там относились как к ненормальным, но не проводилось никакого лечения, потому что это была не больница. В то же время Спрогё не считалось и тюрьмой, а потому женщины пребывали там в течение неопределенного срока. Некоторые сидели почти всю жизнь, не имея контактов с семьями и другими людьми за пределами острова. И все бесчинства происходили аж вплоть до шестьдесят первого года… Черт возьми, Карл, беззакония продолжались уже на твоем веку, понимаешь? – Несомненно,
Мёрк собирался возразить, но ведь она права. Все происходило уже при его жизни, и Карл был удивлен.
– Ладно, – кивнул он. – И Кристиан Келлер депортировал таких женщин на Спрогё, так как считал, что они не были приспособлены к нормальной жизни, верно? И поэтому там очутилась Рита Нильсен?
– Именно так. Я читала о них всю ночь напролет. О Келлере и его последователе, Вильденскове из Брайнинга. Они управляли всем этим делом с двадцать третьего по пятьдесят девятый год; спустя два года заведение было закрыто, и на протяжении практически сорока лет пятьсот женщин томились на острове, не зная, сколько им там еще предстоит находиться. И, уверяю тебя, жизнь там была трудная. Грубое обращение, тяжелая работа. Плохо обученный персонал, считавший «девушек», как их называли, недолюдьми, жестоко подгонял, ругал и следил за ними днем и ночью. Существовали также карцеры – к ним прибегали, если девушки проявляли непослушание. Изоляция в течение нескольких дней. А если кто-то хотел получить надежду на освобождение с проклятого острова, то первым делом бедная женщина должна была подвергнуться стерилизации. Принудительная стерилизация! Карл, их лишали половой жизни и половых органов. – Она откинула голову в сторону и пнула стену. – Какой кошмар!
– Роза, ты в порядке? – поинтересовался Ассад, осторожно положив ладонь ей на руку.
– Самое жуткое злоупотребление властью, какое только можно вообразить, – выдала она с таким выражением лица, которого Карл у нее до сих пор не видел. – Быть обреченной провести всю жизнь на необитаемом острове, где можно просто-напросто сгнить. Мы, датчане, ни черта не лучше тех, кого ненавидим больше всего, – прошептала она. – Мы такие же, как те, кто бросает камни в женщину, изменившую мужу, как нацисты, убивавшие умственно отсталых и инвалидов. Разве то, что происходило на Спрогё, нельзя сравнить с советскими так называемыми психиатрическими лечебницами для диссидентов или с румынскими лечебными заведениями для умственно неполноценных? Конечно, можно, потому что мы нисколько не лучше!
Затем она отвернулась и исчезла в направлении туалета. Вероятно, желудочное волнение еще не совсем улеглось.
– Уф, – вздохнул Карл.
– Да, сегодня ночью она была слишком взволнованна, работая над историей острова, – тихо произнес Ассад, не желая, чтобы Роза его услышала. – На самом деле, мне показалось немного странным ее поведение. Возможно, вскоре она пришлет Ирсу на свое место.
Карл зажмурился. Время от времени у него возникало подозрение, особенно явственное сейчас.
– Думаешь, Роза сама подверглась подобному лечению, или на что ты намекаешь, Ассад?
Тот пожал плечами.
– Я только сказал, что в ней что-то свербит, словно в ботинок попал камень.
Некоторое время Карл смотрел на телефон, прежде чем снять трубку и набрать номер Ронни.
Прослушав достаточное количество гудков, он сбросил, подождал двадцать секунд и набрал снова.
– Алло, – прозвучал уставший голос, испорченный возрастом, алкоголем и ненормальным режимом сна.
– Привет, Ронни, – сказал Мёрк.
Ответа не последовало.
– Это Карл.
Вновь никакой реакции.
Тогда он повысил голос, затем еще немного повысил, после чего услышал какую-то активность в ответ в виде хрипа и влажного кашля. В пепельнице у него сейчас лежат наверняка не меньше шестидесяти окурков.
– Кто вы? – наконец оформилась фраза.
– Карл, твой кузен. Привет еще раз, Ронни.
Очередной приступ кашля в телефоне.
– Черт побери, какое нынче время суток? Сколько времени?