ЖУРНАЛ «ЕСЛИ» №10 2007 г.
Шрифт:
Кирпотин повернулся к пленному.
– Можешь управлять?
Горошин молчал. Неверный зеленоватый свет вычертил в пещерных сумерках надменный профиль в косматом облаке волос.
– Ты не отворачивайся, отец, – кротко посоветовал комбриг. – У меня контрразведки нет, но аллилую петь я и не таких святителей заставлял. Говори добром, можешь машиной управлять?
Горошин молчал.
– Так, – кивнул Кирпотин. – Вражина, во всей своей классовой озверелости. А ну, ребята, ставь его к стенке!
Красноармейцы,
– К матерой стенке ведите! – прикрикнул Кирпотин. – Попортите мне технику!
– Кончать, что ли? – тихо спросил подскочивший откуда-то Яшка.
– Обожди…
Понятливый Яшка кивнул и снова исчез.
Комбриг подошел к снаряду и коснулся теплой брони. Махина возвышалась над головами, будто четвертная бутыль густого черного крымского вина, стоящая посреди рассыпанного по столу гороха. Одной из горошин, подкатившейся к самой бутыли, был он, комбриг Кирпотин.
– Добротно сделано. Ни шва, ни заклепочки. Где ж тут садиться?
– А на другой стороне дира е! – живо доложил Тищенко.
– Ну, пойдем посмотрим…
Яшка любезно проводил доктора до места, приказал бойцам поставить его у шершавой стены подальше от выхода из пещеры, а самим отойти на положенное расстояние и заряжать. Оставшись с пленным наедине, ординарец сочувственно вздохнул.
– Плохи дела твои, отец. Товарищ Кирпотин шутить не любит. У нас ведь это просто – именем революции, и ты уже стучишься в дверь к господу-богу нашему. Ан бога-то и нет! Это товарищ Плеханов на опыте доказал. Очень даже глупо может получиться… Семья есть?
Горошин свирепо покосился на Яшку, но снова ничего не сказал.
«Ага!» – подумал ординарец.
– Надо, надо говорить, папаша, – Яшка дружески похлопал Горошина по плечу. – Нечего семью сиротинить. Никто тебе за это спасибо не скажет. Врангелю – конец! Новая жизнь наступает, а ты в расход просишься.
Он укоризненно покачал головой, будто поучал неразумное дитя, а не гордого седого великана.
– Вон товарищ Кирпотин идет! Давай, отец, крой, как на исповеди! Но доктор Горошин не собирался разговаривать ни с красным командиром, ни с его ординарцем.
– Ну, гляди, тебе видней… – Яшка сплюнул под ноги и пошел навстречу командиру.
– Как он? – тихо спросил Кирпотин.
– Кобенится, гадюка! Но ничего, у меня заговорит!
– Бил?
– Еще нет. Думаю малость постращать. Есть одна зацепочка… Комбриг дернул усом.
– Быстрее стращай! Времени нет! Уйдут белые – своим ходом пущу на небо, догонять! Ты видал, сколько там ручек-штучек, в той машине? Без спеца нам за сто лет не разобраться! Уж на что я машин всяких повидал – и на Путиловском, и на Пресненских мануфактурах спину гнул, – а все равно ни черта лысого не разобрал. Нужен спец.
– Так
– Становись! Цельсь! Именем…
– Стойте! – раздался вдруг в глубине пещеры высокий, отчаянно срывающийся голос.
Из зелени тумана выбежала девушка в распахнутой шубке поверх легкого платья. Длинная коса растрепалась, развязавшаяся лента болталась хвостами, расширенные в испуге глаза заплаканы. Но первое, что поразило всех, от комбрига до красноармейца, был не растрепанный вид девушки, а ее красота.
Из-под покрасневших век сверкали влажной зеленью большие, как два моря, глаза. Волосы цвета спелого поля оттеняли южный загар лица. Губы, не знавшие карминов и помад, горели собственным пламенем.
«Ишь какая! – подумал ординарец и невольно разулыбался. – Вот ведь, кабы не война, так и глазом не глянула бы на меня, этакая-то краля! А теперь – совсем другая история. Может, и наш черед пришел…»
– Папа! – крикнула девушка, ловко проскочив между красноармейцами и бросаясь на шею доктору. – Папа! Что они делают?! Ведь ты же ни в чем не виноват! Это ошибка, правда? Скажи им!
Она заглядывала в глаза отца – те же два моря под седой пеной бровей. Она привыкла читать ответы на все вопросы, ныряя в их глубину. Но сейчас они были темны и бездонны…
– Никак дочка, Степан Анисимыч! – радостно шепнул на ухо комбригу Яшка. – Так я и думал, что есть у него якорь на этом свете!
– Вот теперь и побеседуем! – Кирпотин направился к пленному.
– Господи, Катя! – лихорадочно шептал Горошин, покрывая поцелуями глаза, губы, лоб, волосы девушки.
Веревки, стягивающие ему руки за спиной, опасно трещали.
– Зачем же ты пришла?! Что ты наделала, дочь!
– Дочка ваша? – тепло, по-родственному спросил комбриг. Один ус его смотрел вверх, другой вниз, что на этом нетесаном лице должно было изображать улыбку.
– Хорошая девушка. Прямо невеста! А который годок? Катя отвернулась от него, прижавшись лицом к груди отца.
– Послушайте! – взволнованно заговорил Горошин. – Поверьте же мне наконец! Они улетели навсегда! Очень далеко, к звездам. Никакой опасности от них больше быть не может! Они все равно что умерли!
– Кому это все равно? – оборвал его Кирпотин. – Это тебе все равно! А Советской республике не все равно! Ей покою нет, пока жива хоть одна белая гнида! Хоть на звездах, хоть на облацех! Повсюду будем бить ее, до полного искоренения! И ты нам поможешь.
Доктор молчал.
Катя снова заглянула ему в глаза.
– Нет, – произнес Горошин. – Я не стану… Комбриг развел руками.
– Ну, нет, так нет. Придется нам самим за ручки подергать, наудачу.
– Попробуйте, – доктор усмехнулся. – Но это верная смерть.