ЖУРНАЛ «ЕСЛИ» №10 2007 г.

Журнал ЕСЛИ

Так информация хранится в голове. Но этого мало – в голове хранятся сведения не только о пространстве, но и о времени: о том, кто и когда нам подарил пассатижи, как долго они валялись на тумбочке для обуви в прихожей, как при уборке перекочевали в коробку, а магазинный ценник был оторван и полетел в урну. То есть содержится не только Вселенная такой, какая она есть, но и такой, какой была. И немножко – какой она, возможно, будет. Ведь у нас в голове есть какая-то мысль насчет будущей судьбы этих пассатижей, иначе зачем мы их храним год в коробке, хоть они нам ни разу еще не понадобились? Более того – у нас есть представление, хотя и крайне смутное, о том, как все предыдущие тысячелетия эти пассатижи лежали в земле в качестве руды, как эту руду китайцы недавно вынули, разбавили жестяным мусором и пассатижи отлили. Короче, колоссальный объем информации хранится у нас в сильно упакованном

виде, составляет нашу внутреннюю вселенную и тем отличает нас от животных, чья внутренняя вселенная крайне куцая.

Да, звери тоже могут кэшировать пассатижи. Если этот инструмент полжизни лежит у хомяка в клетке, он их в своем мозжечке закэширует. А для верности еще и пометит в реале. Но объемы внутренней реальности несравнимые. По объемам кэша реальности мы превосходим зверей примерно так же, как звери превосходят дождевых червей. У червей ведь тоже есть нервная система, где тоже что-то кэшируется или хотя бы хранятся какие-то минимальные куки.

Но вернемся к человеку. Вовсю кэшируя Вселенную в настоящем, прошлом и будущем, человек неизбежно кэширует и самого себя. То есть у него есть очень четкое представление о том, кто он, как выглядит и где располагается в данный момент. Где читает сейчас этот текст. Где и каким был десять лет назад. И в самых общих чертах – где и кем будет через десять лет. С вариантами.

И все бы ничего, но в этой всеобъемлющей копии Вселенной, которую каждый из нас носит в своей черепушке, есть моменты, которые совершенно не поддаются осмыслению: где мы были до рождения и особенно где будем после смерти вместе со своими вселенными, которые пока живут в нашей черепушке.

И вот тут человечество столкнулось с неразрешимым парадоксом. Потому что нас на Земле шесть миллиардов, и должно быть безразлично, когда кто-то родился, а кто-то помер. И отдельному человеку это действительно безразлично, пока дело не касается его самого. Потому что в отдельном человеке, как в червяке и хомяке, крепко сидит инстинкт самосохранения. И для этого инстинкта категорически не приемлем вариант гибели, поскольку смерть постоянно воспроизводится в той самой будущей Вселенной, которую мы храним в черепушке. Потому что фактически мы храним в голове и собственную могилку в будущем, зачастую прекрасно представляя, где она будет располагаться и как выглядеть.

Что же делать человеку? Вариантов много. Например, преодолевать инстинкт самосохранения, как это делают герои и камикадзе. Либо искать возможности для продления жизни. Либо попытаться исказить внутреннюю картину мира таким образом, чтобы там, в своем воображаемом будущем, нашлось хоть какое-нибудь место взамен небытия. По сути, этот прогиб внутренней картины мира называется религией.

Ни в коей мере не задевая чувства верующих людей, мы все-таки отметим, что основной вопрос, который берется решать любая религия – это именно перспектива жизни после смерти. Перевоплощение, загробное царство, жизнь вечная, душа бессмертная, рай, ад, колесо Сансары – любая конфессия обещает что-то после смерти. Вопрос посмертного существования может оказаться ключевым, и такая религия будет вести речь исключительно о спасении, объясняя, кто и на каких условиях получит прекрасную вечную жизнь, а кому в этом будет отказано. Вопрос посмертного существования может и не быть центральным, но в любом случае ответ на него каждая вера даст, и ответ этот будет утвердительным.

Если религия ничего не обещает после смерти, это уже не религия, а книжка по диете и кодексу чести, и такие верования не выживают, ибо оказываются неконкурентоспособными в тысячелетней битве мировых конфессий за каждый новый человеческий мозг. При этом не следует недооценивать блага и достоинства любой религии, каждая из которых по большому счету учит человечество правильно питаться, вести приличный образ жизни, существовать в обществе себе подобных, творить добро и совершенствоваться духовно. Но надо смотреть правде в глаза: все эти духовные ценности не стоили бы в глазах человечества ломаного гроша, если бы любая из религий не обещала заманчивого продолжения жизни всем, кто принял правила игры, и наказания всем, кто не принял. Ведь то, что делает религию религией, это вовсе не Бог (которого нет, скажем, в буддизме), а именно обещание жизни после смерти. Только на этой доктрине строится любая вера. И наоборот: как только где-то у кого-то появляется обещание жизни после смерти, подобное учение немедленно вырастает в религию.

Поэтому почти 22% опрошенных ответили, что душа человека бессмертна и после смерти тела встретится с Богом. Справедливости ради отметим: у нас нет никаких доказательств, что эти люди ошибаются – точно так же, как нет доказательств и у них.

Ведь загробный рай – это не Турция, куда можно слетать на десять дней и вернуться со свежими впечатлениями, сувенирами и фотками. Но сам взгляд на мир, где действуют предопределения, неведомые и магические законы, не доступные простым смертным, тоже имеет полное право на существование. Это – фэнтези. По определению.

Оставшиеся 36% возлагают надежды на прогресс, который в будущем победит смерть и старение. Это твердая научная фантастика. Как видим, она в полтора раза популярнее, чем фэнтези. Научная фантастика – жанр самый молодой, но перспективный. Еще несколько веков назад никакой веры в прогресс не было и не могло быть: жизнь катилась медленно и циклично, как времена года; внуки жили точно так же, как и деды. Никому не приходило в голову, что когда-нибудь в мире что-то изменится, потому что сама природа, глубоко цикличная по своей сути, не давала повода так думать. Сегодня же прогресс идет так стремительно, что внук, обучающий деда набирать SMS на мобильнике и читать новости в интернете, скорее, норма, а дед, обучающий внука своему ремеслу, скорее, редкость. Иными словами, сама идея ждать от будущего каких-то решительных событий и благ – мысль сравнительно новая и перспективная. Вот и 36% респондентов ждут от прогресса решительных новостей в вопросах цикла жизни и смерти.

Что же это за новости, которых мы ждем от прогресса?

Большинство верящих в прогресс участников опроса – 22%, связывают бессмертие с успехами медицины в области победы над старением. Идея жить вечно (или очень-очень долго) не противоречит природе белковых организмов. А медицина развивается очень быстрыми темпами – чуть медленней, чем электроника и информатика, но все же… Логичнее назвать это научной фантастикой ближнего прицела, потому что тут действительно вопрос времени, как и в любой области развивающихся технологий. Развивается технология – будет результат. Если у нас совершенствуются ракеты для полетов в космос – рано или поздно мы освоим другие планеты. Если медицина развивается по всем фронтам – рано или поздно она что-нибудь придумает и в области старения. И тем, кто знаком с биологией, уже сегодня в общих чертах понятно, что для этого следует делать с клетками, шлаками, хромосомами и прочим телесным багажом, от которого зависит существование разума. Неясно еще, как это сделать (может, нанотехнологии помогут?), но уже вполне понятно, что требуется: вовремя и качественно обновлять выходящую из строя биологическую ткань.

Далее, 11% участников опроса считают, что бессмертие будет достигнуто наукой, когда сознание человека научатся копировать в компьютер. Это фантастика среднего прицела, поскольку мы пока вообще не представляем технологий, которые сделают подобное возможным. Создание мощного компьютера – вопрос времени, но не совсем понятно, что именно туда копировать – магнитные поля, электрические напряженности нервной ткани, соединения аксонов и дендритов между нервными клетками? А может, ни то и ни другое, а что-то совсем иное? Как работает сознание? Тут пока наши знания не очень тверды. Вдобавок возникают и этические парадоксы: а будет ли копия той же самой личностью? И что делать с оригиналом, когда готова копия? Ведь сколько бы ни было копий, для оригинала вопрос смерти не решается – жить-то хочет именно он.

И три процента – это фантастика самого дальнего прицела. Потому что не располагает даже самыми общими соображениями насчет того, как будет технически осуществима задача. Но сама идея крайне заманчива, потому что в ней нет проигравших или «не успевших» к прогрессу: она обещает силой технической мысли подарить бессмертие всем, кто жил, но до этого дня не дожил. Как именно – нам пока знать не дано. Фактически, эту идею первым внятно высказал Николай Федорович Фёдоров (1828-1903). Эта личность ныне почти забыта, хотя в свое время его называли «московским Сократом». Перед ним преклонялись Толстой и Достоевский, этот человек был учителем Циолковского и считался мыслителем примерно такого же масштаба, если не больше. Идея учения Фёдорова о «патрофикации» состояла в том, что когда-нибудь – когда-нибудь! – человечество научится каким-то образом собирать все развеянные по свету молекулы и атомы, чтобы воссоздать из праха заново всех умерших предков живыми и здоровыми. И в этом есть конечная цель и долг человечества – максимально развиться, нравственно и технически, и вернуть к жизни всех, кто когда-либо жил на Земле. Впрочем, может, дело не в молекулах, а в чем-то другом, что можно собрать и реставрировать. Здесь – самый широкий простор для фантазии. Но здесь же и наивысшая привлекательность. Ведь если для всех прочих теорий годится выражение «поживем-увидим», то здесь можно с чистой совестью сказать «помрем – поглядим».