Журнал ЕСЛИ №11 ЗА 2004 ГОД
Шрифт:
Удивительно оригинальная мысль, надо сказать.
Зато очень простое лечение: вспомнить, что пути господни неисповедимы, а чей там человек раб? Ну то-то. Словно сорвать подорожник, чтобы приложить к саднящей болячке. Плевое дело.
Отставив пустую пиалу, Фома с хрустом потянулся всем телом. Пора было двигаться дальше, а Юсуф пусть себе молится. Он не обидится, что с ним не попрощались. Шейху виднее.
Кой черт шейх!… Вечный жид. Только Агасфер брел, куда ему вздумается, а феодал описывает нескончаемые круги по феоду, вот и вся разница. Если хорошенько подумать, то окажется, что Агасфер устроился лучше.
Возле источника Юсуф последний раз поклонился, пошептал в ладони и начал скатывать
– Человек… быть, – сообщил он севшим голосом.
– Что? – Фому развернуло на месте.
– Человек. Один. Большой рост. Я видеть.
– Где? Кто такой?
Юсуф заторопился, глотая слова. Фома с трудом разбирал его скороговорку. Нет, Юсуф не знать тот человек. Нет, человек не заходить в оазис. Просто-напросто Юсуф видеть человек издали. Только он видеть, жены не видеть. Когда? Два дня назад, не больше. Видеть ли человек оазис? Надо думать, видеть, но ходить мимо. Вон в тот направлений. Почему не свернуть? Юсуф не знать. Юсуф есть сильно беспокоиться: почему такой странный человек? Ему вода совсем-совсем не нужен? Крейзи мен? Ор бэд мэн?
– Может, и крейзи, – согласился Фома. – Наверное, крейзи. Не беспокойся, живи как жил. Вряд ли ты его увидишь еще раз. Но по сторонам все равно посматривай, о'кей?
Он и сам посматривал по сторонам гораздо тщательнее, чем всегда. Но только когда оазис Юсуфа пропал вдали, Фома снял с плеч рюкзачок и тщательно перерыл его. На самом дне прозябал в небрежении пистолет Марголина, спортивная мелкокалиберная модель, запасная снаряженная обойма и с десяток патронов, завернутых в ветошь. И оружие, и боеприпасы к нему были, конечно, эфемерными, высланными с год назад, скорее, ради спокойствия феодала, чем по реальной необходимости обороняться или нападать. Налагать Фома ни на кого не собирался, а обороняться… от кого? Разве что от психа, ушибленного Плоскостью. От вооруженного агрессивного психа. Или от нескольких невооруженных. Всякое может случиться.
И хорошо, если замеченный Юсуфом странный тип окажется всего-навсего обыкновенным сумасшедшим… Куда хуже, если он душевно здоров.
– Ну, это вы, по-моему, поторопились с выводами, – раздумчиво сказал Георгий Сергеевич, помяв острый подбородок тонкими пальцами. – Почему обязательно сумасшедший? Вспомните, вы сами предположили, что у него была вода. Зачем же ему в таком случае сворачивать в оазис?
– Ноги сами понесут, вот зачем, – объяснил Фома. – Простите меня, но я знаю новичков лучше вас. Пусть новичок случайно вышел на оазис Юсуфа. Это маловероятно, но допустим. Всякие бывают чудеса. Пусть у него оставалась еще вода на дне бутылки. Предположим даже, что у него была полная бутылка воды. Но он отшагал порядочный путь, он худо-бедно начал понимать, что такое Плоскость, – и что же он делает, увидев воду, зелень, людей? С радостным воплем бежит к ним? Нет, спокойно идет мимо!
– Гм… А вы уверены, что он видел оазис?
– Юсуф так говорит. А что вы имеете в виду? Что чужак – слепой?
– Достаточно всего-навсего страдать близорукостью и потерять очки.
– Тогда бы он торчал у камня с надписью и ждал помощи. Хотя… он мог потерять очки уже после того, как ушел…
– Вот видите!
Как всегда, Георгий Сергеевич успешно пустил в действие бритву Оккама, отсекая лишние сущности. Мозг у него был аналитический. Впрочем, чего было и ждать от заслуженного школьного учителя математики с сорокалетним стажем, зубра среди методистов, автора учебников и дважды кандидата наук. Уж если он брался за какую-то логическую задачу, то эмоциональную
С виду все было логично. И это в мире, напрочь лишенном нормальной логики!
Закипел чайник, выпустив в свисток на носике струю пара. Фома захлопотал, заваривая чай. И чайник с веселым когда-то рисуночком, ныне сплошь покрытый копотью, и заварочный чайничек, и фарфоровые чашки с настоящими блюдцами – все это, как многое другое, было выслано им и принесено сюда. С Георгия Сергеевича Фома не брал оброка, да и взять, по правде говоря, было нечего. Оазис этот довольно уютный, с хорошим источником и настоящими деревьями, но один из самых маленьких. Не стоило и стараться взрыхлить здесь поле под пшеницу или ячмень. Несколько чайных кустов, два вишневых дерева, упорно отказывающихся плодоносить, делянка подсолнечника, чьи огненные головы смотрели во все стороны в напрасных поисках солнца, да маленький огород под призором никудышного огородника – вот и все угодья. Какой уж тут оброк! Фома сам подкармливал хуторянина.
И было за что. Три года назад он встретил Георгия Сергеевича, полумертвого от жажды, но все же продолжавшего упорно сидеть возле надписи, сулящей помощь, и уже за одно это проникся уважением к разумному человеку. Вскоре, однако, выяснилось, что новичок катастрофически не умеет крестьянствовать, с чем пришлось примириться. В конце концов, владения средневековых феодалов населяли не только крепостные и челядь. Бывало, жили у них в замках и шуты, и прикормленные священники, а иные предтечи вольтерьянцев, бравируя вольномыслием, держали всяких там звездочетов и алхимиков. О шуте Фома никогда не думал, на роль алхимика пожилой математик вряд ли подошел бы, но средством для заполнения интеллектуального вакуума он оказался превосходным. Феодалу тоже надо время от времени отдыхать душой и телом. Душой Фома отдыхал здесь.
И не считал за труд напечь на большой сковородке оладьев из принесенной с собой муки – пусть пресных и несладких, но если ничего другого к чаю нет, сойдут и такие.
– Мне бы вашу уверенность, Георгий Сергеевич, – проговорил Фома, разлив по чашкам дымящийся чай. – Знаете, о чем я думаю? Это мог быть вовсе не новичок.
Георгий Сергеевич сейчас же прекратил дуть на чай, поставил чашку на блюдечко, придержал качнувшийся непутевый столик и приготовился внимать: брови поползли на залысый лоб, светлые и безмятежные, как у младенца, глаза уставились на собеседника. Не дождавшись продолжения, он крякнул.
– Игорь, друг мой…
– Фома, – возразил феодал. – Это я там был Игорем. Извините, я перебил…
– Ничего, ничего… Вы простите, но мне все-таки больше нравится имя Игорь. Можно я вас иногда буду так называть? Хотя, должен заметить, иной раз имя Фома вам замечательно подходит. Фома неверующий. Единственный апостол, проявивший хоть какое-то подобие научного подхода: «Если не увижу на руках Его ран от гвоздей, и не вложу перста моего в раны от гвоздей, и не вложу руки моей в ребра Его, не поверю». Правда, тот Фома не осуществил задуманное, а кроме того, не имел точных приборов для эксперимента, ведь человек совсем не похож на точный прибор… Но простим ему за давностью лет. Простите и мне некоторую ограниченность фантазии. М-да… Мне кажется, я дал наиболее вероятную версию. Вы не согласны?
– Согласен, но…
– Продолжайте, Игорь. Я с удовольствием вас послушаю.
– Он запросто мог быть не новичком, – упрямо повторил Фома. – Если это так, тогда кто он? Соглядатай? Шпион? Диверсант?
– М-м… с какой целью? Фома вздохнул.
– Знаете, Георгий Сергеевич, вы, по-моему, думаете о людях только хорошее. А люди – они и на Плоскости всего-навсего люди. Разные. Хорошие и плохие. Иногда еще неизвестно, что лучше. Из самых добрых побуждений можно такого наворотить…