Журнал «Если», 1998 № 06
Шрифт:
Он ухмыляется.
— Да какая нам разница?
У него бородка — это чтоб выглядеть старше. Но вряд ли ему больше двадцати. Ладонь перебирается ко мне на колено, на живот, снова на грудь. Я стряхиваю наглую пятерню. Это возвращает его в реальный мир, и он замечает корзину.
— А как насчет нашей семейной ложи? Там и подзаправишься.
— Мне что, положено все время жрать? По-твоему, я из таких?
Это я уже вышел из роли — слишком разозлился.
Парень ухмыляется и хлопает меня по животу.
—
Машина трогается. Рядом со мной действительно Касим — это имя слетает с его губ, прежде чем мы добираемся до переполненных улиц старой Александрии. От моей туши он, похоже, сам не свой. Глазки маслятся, щечки лоснятся. Касим вымыт и прилизан, да и вообще он смазливый парнишка, но слишком уж потлив.
Кумар сворачивает в переулок и тормозит. Я выхожу из машины, Касим с корзиной в руке провожает меня до двери служебного входа в кинотеатр и вверх по лестнице. До чего же трудный путь, сердце-то как бухает! Без отдыха на площадке не обойтись.
Наконец геройски взят второй лестничный марш, и мы в семейной ложе, меблированной пепельницами, плевательницами, столиками и обитыми плюшем креслами. Мой кавалер опускает занавески, чтобы скрыть меня и себя от чужих глаз. Незанавешенной остается лишь середка экрана. И тут у меня перехватывает дух. Касим подходит ко мне, снимает шаль и жилет. Я открываю рот для решительного протеста, но Касим уже отошел. Он возвращается с моей корзиной.
— Ну, как у нас сегодня с весом? — говорит. — С размерами? Сколько прибавила дюймов? Да скажи, не ломайся, ты же знаешь, как это меня заводит.
Я жую и глотаю.
— Угу, — говорю, — как будто эта жирная туша — наш с тобой совместный проект.
В зале гаснут огни. Загорается экран, бегут титры. Касим переходит на шепот:
— Когда поженимся, я тебя буду каждую неделю взвешивать. Вся будешь моя, до последнего фунта. — Он придвигает ко мне стул и садится, рука скользит поперек моей спины и хватается за бедро. При этом Касим по-щенячьи тычется в меня носом и заставляет лишний раз вспомнить, до чего же я толстенная.
Я сижу и терплю Касимовы ласки. Все это тисканье, облизыванье и обнюхивание. Заставляю себя напрочь позабыть о себе — настоящем. Мадия утопила меня в сале, и еда лучше помогает отвлечься, чем фильм — американский мюзикл о строительстве железной дороги в Колорадо времен Дикого Запада.
Касим прекращает меня лапать. Кто-то вошел в ложу. Он получает деньги, а мы — шампанское со льдом. После этого мой дружок запирает дверь.
— А что если мне в дамскую комнату нужно? — капризничаю я.
— Правда нужно? — Его не проведешь. — Лучше тяпни под конфетки.
— А когда поженимся, ты меня будешь поить шампанским? — На экране строители с лопатами и кувалдами поют хвалебную песнь колорадским кручам…
Колорадо, Колорадо… Касим сует
— Все, о чем ни попросишь!
Я встаю, хватаю бутылку — баловаться еще с фужерами! — и осушаю единым духом.
— А я вот о чем прошу.
Железная дорога протягивается с плато Колорадо к нам в ложу, и я ступаю на шпалу.
При появлении в кадре растрепанной рыжей толстухи в дурацких шароварах трудяги еще шире разевают рты, но песнь обрывается. Зато зрители поднимают рев. Пыхтя, я вперевалку шагаю по шпалам к станции. Рабочие расступаются передо мной.
Магистр уже там. Похоже, он не ожидал, что я появлюсь в таком виде. Чтобы подойти к нему, мне нужна добрая минута.
— Ладно. — Моя одышка в разреженном воздухе — это что-то. — Ладно, Мадия. Когда ты это сделала? Когда ты в первый раз обманула меня?
— Виноват?
Я переливаю из бутылки в рот последний глоток шампанского.
— Сколько времени ты учишь меня кабалистике, приняв вид настоящего магистра? А мои соученики? Они ведь тоже виртуальные фиктоиды, верно? Точнейшие копии моих друзей. Давно ты меня дурачишь?
— Господи! Неужели я такая бука? Зачем так хмуриться? Не боишься, что на прелестном лобике появятся морщинки? — Мадия-магистр смеется. — Ах, Юсуф, ты стал таким занудой! Великий метафизик-кабалист. Аскет!
— И все-таки ответь, — упорствую: — давно я угодил в твой капкан?
— Как только затеял игру в цифирки. Я тебя еще пожалела! Могла бы месяцами за нос водить!
— Да черта с два! Ты хотела, чтобы я тебя раскусил. Устала от дурачка Юсуфа.
— Нет, — возражает Мадия. — Я всех испытываю. Всегда. Заставляю показать, на что способны. У меня, чтоб ты знал, Двести тридцать восемь «сред обитания». И одна из них стилизована под твой любимый колорадский фильм. Если б я пожестче играла, ты бы от меня не ушел. Всякий раз, когда ты выскакивал из моего виртуального сценария, через эту станцию опять попадал ко мне.
— А я создал сто восемьдесят восемь киберландшафтов, прежде чем бросил это занятие. Некоторые — очень даже ничего. Надеялся их кому-нибудь показать. Тебе… Но у тебя хватало забот со своими… — Приближаюсь к ней на шажок-другой. — Что это все значит? — указываю на свое раздутое тело.
Прежде чем ответить, Мадия закрывает ладонями глаза.
— Все, что я делаю, это выражение моих личных переживаний. Мужчины, изучающие кабалистику, все сухари. Книжные черви. Плотские радости для вас не существуют. Для мира чувств вы потеряны. Да кто из вас способен перевоплотиться в женщину из фантазий, которые вы с таким упорством гоните прочь? Из фантазий, в которых мы лишь беспомощные куклы для эротических утех? Девчонкой, в Газе, я сама побывала такой куклой. Тебя смущает тело? Да это всего лишь первое из моих испытаний. Наглядный урок, если угодно. Урок истории.